Аль-Зарах зашел мне за спину, опустил обжигающие ладони на плечи, склонился к уху:
— В твоих силах избавить ее от страданий.
Я молчала, не могла выдавить ни слова. Все смотрела и не могла оторваться.
Аль-Зарах шумно выдохнул мне в висок и кивнул. Палач в черном кафтане, которого я даже не заметила в начале, замахнулся длинным кнутом, и воздух прорезал отвратительный свист, сменившийся криком. Бахат дернулась, запрокинула голову. Ее белоснежную спину перечеркнула багровая полоса. Палач вновь занес руку, и вновь свист сменился криком. Еще более отчаянным, пронзительным. Нестерпимым.
Я прикрыла глаза, не в силах смотреть:
— Умоляю, не мучьте ее.
Пальцы аль-Зараха легли на мою шею, нырнули под ткань, оглаживая плечо:
— Это будет зависеть от тебя. Встань на колени, поцелуй мою руку. Признай хозяина.
Я, не раздумывая, опустилась на мрамор, поймала его руку и прижалась губами. Долго целовала, пытаясь перехватить взгляд, увидеть, что он смягчился. Наконец, опустила голову:
— Вы мой господин. Умоляю, не истязайте ее.
Я почувствовала пальцы на подбородке. Аль-Зарах заставил меня поднять голову:
— Докажи свою покорность, Амани. Прямо сейчас. И эту неблагодарную больше не станут сечь.
— Что я должна сделать?
Он сверкнул зубами:
— То, что, как утверждают, ты превосходно умеешь. Доставь мне удовольствие, не поднимаясь с колен.
Пояснений больше не требовалось. Я бросила беглый взгляд на Бахат сквозь прорези узорной решетки. Видела ее белую, как мел, спину с двумя кровавыми полосами, поникшую голову. Неестественно выгнутые руки, на которых она висела всей тяжестью своего тела.
Я подняла глаза к лицу аль-Зараха:
— Вы пощадите ее? Вылечите ее ногу?
Он не ответил, лишь дал понять, что не намерен торговаться. Раскинул руки, чтобы я развязала серый кушак. Пальцы не слушались. Я с трудом нашла край полотна и стала разматывать. Мне приходилось обнимать его за талию, прижиматься щекой к атласу кафтана. Я с трудом расстегивала мелкие филигранные пуговицы, снизу вверх. Под стук собственного сердца, бросая беглые взгляды на несчастную Бахат, желая ежесекундно убеждаться, что палач не поднял кнут. Под кафтаном оказалась длинная шелковая рубашка. Я взялась за подол и вновь посмотрела в лицо аль-Зараха, хотела удостовериться, что все делаю правильно, и могу поднять рубашку. Он сосредоточенно кивнул. Смотрел на меня, не отрываясь, с каким-то закаменевшим лицом.
Я потянула завязки штанов, обнажила уже вставший член. Аль-Зараха возбудили мои действия или зрелище во дворе? От этой мысли меня передернуло. Может, глядя на экзекуцию он смог бы даже кончить?