Глядя на нервно прикусившего губу Далматова, Маша искала его взгляд, надеясь найти отрицание своим подозрениям. Но чуда не случилось. Швырнув на пол пакет с грязными пластиковыми тарелками, она глухо зарычала:
–– Кобель, где на этот раз тебя носило? И не смей врать, что ты кого-то хоронил на том кладбище. Я тебя, как облупленного знаю.
Резко поднявшись, Маша развернулась. Фарфоровая ваза для фруктов, подарок итальянских партнёров, грохнулась на пол и разлетелась на мелкие осколки. Следом за вазой со стола полетели светлые чашки с эротическим рисунком на дне, затем хлебница. Далматов, не поднимая глаз, рассматривал сложившиеся в яркую мозаику кусочки стекла и фарфора, орошённые остатками кофе, понимая, что оказался в закрытой клетке. Когда первый порыв истерики прошёл, Маша устало опустилась на стул, рядом с Далматовым.
–– У тебя жена брюнетка на десять лет моложе тебя. У неё сеть косметических магазинов и она может поддержать любой разговор, касающийся бизнеса. Она может дать тебе совет, предостеречь от ошибок. У тебя любовница блондинка, на двадцать лет моложе тебя. Я секретарша и, может быть, пока не могу соответствовать твоему интеллектуальному уровню, – в её голосе, перемешиваясь со слезами, проскальзывали горькие нотки сарказма, – но я люблю тебя. Я готова делить тебя с женой, но я не буду мириться с твоими постоянными загулами.
На кухне повисло тяжёлое, почти искрящееся молчание, прерываемое хрустом орешков. Далматов монотонно жевал шоколад.
–– Ну и хрен с тобой. – наконец безжизненно произнесла Маша, направляясь к двери. – Сядешь, передачи носить не буду.
–– Нельзя мне садиться, Машка. Ещё неделю продержаться надо, пока подпишем контракт.
–– Зачем тебе всё это? Разве мало мы на тракторах имели. По крайней мере всё было легально.
–– Что было легально, Машуль? Или ты думаешь, что я на ремонте сенокосилок бизнес держу? Нет, все трактора и прочий металлолом, который мы собираем и доводим до состояния экстра-класса – нелегальщина. Только та нелегальщина стоит три копейки, а эта – состояние.
Дверной звонок нарушил повисшую тишину. Обернувшись к Далматову, Маша почувствовала, как сердце испуганно замерло. Если бы Виталий начал метаться по комнате, прятаться, она, пожалуй, не так бы испугалась, как испугалась, увидев его потухшие, полные безысходности глаза. Медленно поднявшись, Далматов застегнул пуговку на рубашке и пригладив пятернёй волосы, пошёл к двери. Только сейчас Маша заметила, что уже несколько минут не дышит, прижавшись спиной к стене. Выйдя из шока, она шумно втянула носом воздух, схватила Далматова за руку и почти силой потащила к люку. Опустив ковёр на место, Маша прошла взглядом по усыпанному осколками и крошками хлеба полу и пошла открывать дверь.