Примерно в то же время папа достал где-то по случаю «Сказки» Гофмана, и Юля прочитала за один вечер «Песочного человека», а потом стащила с полки взрослого стеллажа «Эликсиры сатаны». Читать было страшно, не читать – невозможно!
Как выяснилось позднее, мировая литература была нашпигована двойниками – от безобидных «Принца и нищего» и «Виконта де Бражелона» до жуткого «Доктора Джекила и мистера Хайда» и так далее, с первой по шестую полку стеллажа. Весь цвет изящной словесности – от Шекспира до Гоголя, от Шамиссо до Эдгара По, от Достоевского до Белого, от Набокова до Газданова и Шварца, от Кортасара до Борхеса – только и делал, что препарировал тему доппельгангеров, и почти всегда появление двойника было для героя дурным знаком. Неважно, касалось сходство внешности, имени или другой рифмы судьбы.
В семнадцать лет, студенткой, Юля влюбилась в немолодого уже музыканта, репетировавшего с группой в цокольном этаже университета. Музыкант о её чувствах, к счастью, не знал, да и вряд ли заинтересовался бы круглолицей девочкой в немодной юбке и очках. Юля караулила его на выходе из университета, смотрела, как он прикуривает сигарету и с одобрением глядит в вечернее небо. Спустя год ей стал постоянно встречаться в троллейбусе почти точный двойник музыканта – он лишь ростом был ниже, и Юля перенесла свои чувства на него, потому что из цокольного этажа группу к тому времени выперли. Потом троллейбусный доппельгангер тоже куда-то сгинул, и Вогулкина сосредоточилась на учёбе. Вдруг захотелось стать сразу всем: культурологом, искусствоведом, социологом, писателем! В моду вошло презираемое ранее краеведение.
Однокурсник Паша Зязев проводил первые экскурсии по Екатеринбургу – бесплатные, по велению сердца. Предлагал любоваться ленточными окнами и округлыми, женственными фасадами конструктивистских домов, рассказывал о судьбах архитекторов, совал экскурсантам под нос фотокопии старых газетных статей. Юля побывала на одной такой экскурсии – и влюбилась в конструктивизм, а следом и в Пашу. В таком порядке. Паша привлекал её многим, и не последним здесь стало то, что у Зязева двойника не было. Ни на старых портретах, ни в троллейбусах, ни среди голливудских артистов не имелось никого хотя бы отдалённо напоминавшего Пашу.
К третьему курсу Зязев написал несколько бойких газетных текстов о выдающихся зданиях города – гостинице «Исеть», Белой башне, Институте охраны материнства и младенчества. Подбирался ко Второму Дому советов, который в народе окрестили Домом Чекистов, – и неожиданно пригласил в соавторы статьи Вогулкину.