— Мой дорогой мальчик, тогда как бы ты его услышать? — спросил я.
Он отвернулся от меня с раздраженным восклицанием: «Ты делаешь вид, будто не понимаешь!»
— Ты хочешь сказать, что это призрак?
Роланд убрал руку; лицо его приняло выражение величайшего достоинства и серьезности; по губам пробежала легкая дрожь.
— Как бы там ни было, ты всегда говорил, что мы не должны никого обижать. Это был кто-то… попавший в беду. О, папа, в страшную беду!
— Но, мой мальчик, — сказал я (я был в полном смятении), — если это был потерявшийся ребенок или какое-нибудь несчастное человеческое существо… Роланд, что ты хочешь, чтобы я сделал?
— На твоем месте, я бы это знал, — с жаром ответил он. — Я всегда говорил себе: отец знает, что делать. О, папа, папа, мне приходится сталкиваться с этим ночь за ночью, с такой ужасной, ужасной бедой, и я не в состоянии помочь! Я не хочу плакать, как маленький, — но что я могу сделать еще? С ним что-то случилось, и никто не хочет ему помочь! Я этого не вынесу! Не вынесу! — воскликнул мой великодушный мальчик. И, по причине слабости не будучи в силах сдержаться, разразился слезами.
Не знаю, бывал ли я когда-нибудь в большей растерянности, но потом, вспоминая об этом, мне казалось, что в той ситуации присутствовало что-то комическое. Достаточно плохо, само по себе, обнаружить, что ум вашего ребенка одержим убеждением, будто он видел или слышал призрака; но то, что он потребовал от вас немедленно пойти и помочь этому призраку, — было самым ошеломляющим требованием, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться. Я — здравомыслящий человек, не склонный к суевериям; по крайней мере, не больше, чем все. Конечно же, я не верю в привидения; но я не отрицаю, как и другие люди, что есть истории, которые я не могу объяснить. У меня кровь застыла в венах при мысли, что Роланд может видеть призраков, ибо это обычно означает истерический темперамент и слабое здоровье, — то, что мужчины больше всего опасаются увидеть в своих детях. Но то, что мне нужно было встретиться с привидением и выручить его из беды, являло собой такую миссию, какая могла озадачить любого. Я сделал все возможное, чтобы утешить моего мальчика, не давая никаких конкретных обещаний; но он не хотел моих утешений. С рыданиями, прерывавшими время от времени его голос, и каплями дождя, падавшими с век, он все же нашел в себе силы вернуться к разговору.
— Он там!.. Он будет там всю ночь! Ты только, подумай, папа, только подумай, — а если бы это был я! Я не могу успокоиться, думая о нем. Не надо! — воскликнул он, отталкивая мою руку. — Не надо! Ты пойдешь и поможешь ему, а мама позаботится обо мне.