Чародей посмотрел на него все тем же пристальным взглядом, что и прежде.
— Доверься мне, и ты все узнаешь, Линдорес. Мне нужен один из моей семьи. Я мог бы выбрать многих, но я выбрал тебя. Рэндольф, Рэндольф! и ты. Мертв! неужели я кажусь мертвым? Ты получишь все — больше, чем можешь себе представить, — если доверишься мне.
Может ли он дать то, чего у него нет? именно эта мысль пронеслась в голове Линдореса. Но он не мог произнести это вслух. Что-то душило его, и слова застряли в горле.
— Могу ли я дать то, чего у меня нет? У меня есть все; власть, — единственное, что стоит иметь; а у тебя будет больше, чем власть, потому что ты молод — мой сын! Линдорес!
Аргумент против был налицо, и это придало молодому человеку сил.
— Разве это жизнь, — сказал он, — здесь? Чего стоит вся твоя сила — здесь? Сидеть взаперти целую вечность и делать семью несчастной?
Мгновенная судорога пробежала по неподвижному лицу старца.
— Ты презираешь меня, — воскликнул он с видимым волнением, — потому что не понимаешь, как я управляю миром. Власть! Большая, чем способна представить себе фантазия. И ты ее получишь! — сказал чародей с каким-то фальшивым воодушевлением. Казалось, он приближается, становится больше. Он снова протянул руку, на этот раз так близко, что казалось невозможным уклониться. Желания бурным потоком хлынули в сознание Линдореса. Что плохого в том, чтобы попытаться, если это может оказаться правдой? Попробовать, что это; возможно, — ничего, бред, показное тщеславие, и тогда от этого не будет никакого вреда; но, может быть, он обретет знания, которое и дадут власть. Попробуй, попробуй, попробуй! гудел воздух вокруг него. Комната, казалось, была полна голосов, призывающих его к этому. Его тело охватил чудовищный вихрь возбуждения, вены, казалось, набухли и лопнули, дрожащие губы, казалось, выдавили «да»… Но он нашел в себе силы призвать имя, которое тоже было заклинанием, и воскликнул: «Помоги мне, Боже!» — сам не понимая, почему.
Снова возникла пауза — он почувствовал себя так, словно его выпустило что-то, державшее его, и он упал с высоты, потеряв сознание. Возбуждение оказалось большим, чем он мог вынести. Снова все поплыло вокруг него, и он не понимал, где находится. Неужели он сбежал? это было первой мыслью пробуждающегося сознания. Но когда он снова обрел прежнюю способность мыслить и видеть, он был все еще там, на том же месте, окруженный старыми занавесками и резными панелями — но один. Он также чувствовал, что может двигаться, но оставалось странное двойственное сознание. Его тело ощущалось им так же, как испуганная лошадь ощущает на себе всадника, — нечто отдельное и более испуганное, чем он, — но при этом видящая дальше. Его конечности дрожали от страха и слабости, почти отказываясь повиноваться его воле, ноги под ним подкашивались, когда он пытался заставить себя двигаться. Волосы у него встали дыбом — каждый палец дрожал, как при параличе; губы, веки — все дрожало от нервного возбуждения. Но его разум был крепок, и призывал тело к спокойствию. Он протащился по комнате, пересек то самое место, где только что стоял чародей, — все было пусто и тихо. Неужели он победил? Эта мысль пришла ему в голову с невольным торжеством. К нему вернулось прежнее напряжение чувств. Такие усилия могут быть вызваны, возможно, только воображением, возбуждением, заблуждением…