Итак, набрав скорость, я могла только нестись вперёд до поворота, прославляя отсутствие силы трения. Инерция вынесла меня к повороту коридора, и я с грохотом затормозила о стену. А потом сползла на пол, понимая, что Луру скачет вокруг обалдевшего капитана. Зверинцев стоял в коридоре в одних штанах и таращился на веселящегося барваса. Потом капитан заметил меня.
– Это что такое? – рявкнули мне вместо «здрасте».
– Луру, – пожала я плечми и встала на ноги.
В подтверждение моих слов барвас стал тереться о ноги капитана, давая понять, что говорят про него.
– Что он тут делает?
– Бегает.
– Почему он тут бегает?
– А в каюте он не разгонится…
У Зверинцева сейчас было лицо как у того амебиоида. Глаза такие же выпученные и в них было столько невысказанных эмоций!
– Был приказ!
– Как можно выбросить такого котика! – взвизгнула я.
У Зверинцева задёргалась щека, и мне показалось, что вот сейчас я и узнаю, каков мир за бортом без скафандра. Зверинцев сопел. Луруша урчал, я молилась чтобы нас вызвали на досмотр.
– Я приказал пристроить барваса! – взвыл капитан. – На космодроме оставить!
Ой. А такая идея в голову нам не пришла. Да и куда пристроить кота таких размеров? Кто его к себе возьмёт? Кто кормить будет?
– О! Лурушик! – радостно заявила вышедшая из каюты Лиза. – А ты тут как?
– А то вы не знаете? – ехидно отозвался капитан.
– Пробрался-таки… ах ты ж разбойник! – Лиза умела прикинуться идиоткой в любой ситуации.
Зверинцев взвыл и рванул в свою каюту. Я была уверена, что капитан искал свой табельный бластер, а потому кинулась следом за начальством. Лиза закатила глаза и позвала Луру к себе.
– Капитан, не нужно его того, – затараторила я, влетая в каюту, – Луша, он хороший. Барвасов же не запрещено на корабле держать!
Зверинцев уселся на койку, пристально разглядывая меня, стоявшую в дверях. Потом устало закрыл лицо ладонями и расхохотался.
– Я боевой офицер. С наградами и ранениями. Вот за что мне всё это? А? Меня хоронить должны были как героя! А я?
– Нет, ну похоронить вас ещё успеют. Тут без вариантов, – ляпнула растерявшаяся я.
Капитан глянул на меня. Я на него. Неловкая пауза заполняла тесное пространство каюты. Особенно неловким в этой паузе было то, что я против воли пялилась на торс капитана. Не то чтобы мне было так уж интересно, но он же про ранения говорил, и я искала шрам… Я честно шрам искала!
– Филипенко, вам сколько лет? – вздохнул Зверинцев.
– Смотря как считать, – пожала плечами я, – для человека вполне ещё нормальный возраст, для лошади пенсионный, а для карсианки я совершенное дитя…