– Ударилась?
Я прислушалась к своим ощущениям. Не поломалась. Это точно.
– А самооценку учитывать? – вздохнула я, с пятого раза перевернувшись на живот.
Лари с чавканьем приземлился в одну из луж. Замер. Выпрямился. Задумался. Мой сарказм тоже ему тяжко даётся. Просто у этой расы отсутствует чувство юмора. Напрочь. От слова совсем.
– А где оно у людей находится? – обеспокоился авериец, подбегая ко мне. – Оно быстро заживает? Ты это... Не шевелись! Я за подмогой!
И ведь уже принял стойку! Даже рвануть за помощью собрался. Представляю реакцию Зины, когда ей срывающимся голосом сообщат, что бортмеханик Филиппенко сломала себе самооценку. У меня же экипаж от хохота вымрет. А у Зинки микросхемы перегорят…
– Лари. Я в порядке, – вздохнула я.
Лари с подозрением глянул на меня. Прищурился. Левое веко нервно заморгало. Довела несчастного. И что я за человек такой?
– Сарказм? – уточнили у меня.
– Он, родимый, – покаялась я, пытаясь встать.
Рюкзак отказывался мне подчиняться и неумолимо тянул к привалу. Но спас Лари, протянув свою чешуйчатую руку и дёрнув на себя. Секунда, и я уже бодро стояла на ногах. С головокружением и дезориентацией от резкого подъёма. Но стояла. Хоть бы Лари меня не отпустил.
– В следующий раз за покупками пойдём по дороге, – строго сообщили мне. – И рюкзак понесу я.
А потом меня забросили на плечо, рюкзак на другое плечо и в той же бодрой обезьяньей манере поволокли прочь из оврага. Сходили за хлебушком. Блин.
***
– Ваше умение находить проблемы можно вносить в книгу межгалактических рекордов, – строго сообщили мне, принимая изгвазданную в грязи одежду. – Сегодня только первый день заселения.
– Да. Это я всегда могу! Я девушка-неожиданность.
– Катастрофа, – строго поправили меня.
Это меня так за глаза все называют. Катя-катастрофа. Я зло наблюдала, как Зинка выгружает на мою постель стопку чистой одежды.
– Дожилась, – буркнула я себе под нос, – меня учит жизни тостер.
Вообще-то, она ZIN -2033/1. Но я нежно зову её Зиной. На училку мою первую очень похожа. Зинаиду Никифоровну. Та тоже была такой же нудной и всех доставала. Зина подняла на меня свою утыканную проводами голову:
– Я не тостер, – ровным тоном проскрипел робот, – я многофункциональный аппарат для обслуживания.
И замерла, глядя на меня своими круглыми как блюдца глазами. Механические руки сжимались и разжимались.
– Прости, Зинуль, я просто сильно ударилась, – виновато заявила я. – Ты самый незаменимый кухонный комбайн в мире.
Зинку такое определение устроило. Она со скрипом кивнула мне и, шурша гусеницами по полу, гордо уплыла прочь из каюты. Я прислушалась к мелодичному скрипу. Смазать бы её. Да как? Сейчас начну за ней гоняться, она же спрячется. Любит она это дело. Мы часто с Зинулей играемся в «отыщи меня, если сможешь». Я ношусь по кораблю с гаечным ключом, а робот от меня нычкуется по всем щелям на корабле, пока системы по одной из строя не выходят. Потом Зинка затихает в одном из закоулков корабля, а мы всем скопом ищем её по следам масла на полу и раскатившимся повсюду болтам и гайкам. Боится наш робот механика. Прямо как люди врачей.