Рассказывать об этом было неприятно, потому я старался в подробности не вдаваться. Незачем Дайри знать, как Энифер сама на меня вешалась, как провоцировала, как позвала купаться в реке. А я принял её игру с большим удовольствием. Тем более сама девушка оказалась искушённой в вопросах отношений с мужчинами.
Она любила разнообразие, а я и вовсе был для столичной штучки этакой экзотикой, своеобразным вызовом обществу и тайным знаком протеста. Ну а мне в те мои восемнадцать откровенно льстило внимание такой восхитительной и горячей девушки.
С полянки у реки всё только началось. Потом были крыша жилого дома, мобиль её тёти, подсобка кафе, тёмная подворотня, даже какой-то заброшенный дом. Вот в последнем мы встречались чаще всего. Для нас обоих это было просто такой яркой игрой. Мы не испытывали друг к другу чувств, только похоть. Не боялись экспериментов, можно сказать, попросту учились друг на друге, познавали разные стороны чувственных удовольствий.
Но когда спустя месяц после нашего знакомства Эни уехала, я, честно говоря, вздохнул с облегчением. Она успела утомить меня своей навязчивостью и наглостью. До того времени мне казалось, что от постельных игр устать невозможно. Но я ошибался. Оказалось, что даже столь разнообразное и яркое удовольствие может быстро надоесть, когда людей кроме него больше ничего не связывает.
Естественно, Дайрисе я этих подробностей рассказывать не стал. Они не имели отношения к делу.
- Мы встречались довольно часто, - выдал я очень смягчённую версию. – Но кроме лёгкой симпатии никаких чувств между нами так и не возникло. Потом она благополучно вернулась к родителям. И я просто о ней забыл. А спустя пару месяцев вызвала меня по фонапу, рыдала, ругалась, кричала, и в финале этой истерики заявила, что беременна от меня.
- И что ты ей ответил? – спросила Дайри, вцепившись обеими руками в свой бокал.
- Не поверил, - признался я. – Знал же прекрасно её аппетиты. Уверен, у неё и до меня, и после меня было немало любовников. Каждый из них мог оказаться отцом ребёнка. И я просто отмахнулся от этой истерички. Продолжил жить, как жил.
- Ты так был уверен, что это не твой ребёнок?
- Определённые сомнения имелись, - сказал, отведя взгляд. – В то время я не имел средств на постоянную руну, защищающую от последствий подобных связей. Рисовал её себе сам, и держалась она два-три дня. Иногда забывал о ней напрочь, но не особо волновался по этому поводу, ведь у столичной штучки деньги на постоянную руну точно были. Но потом выяснилось, что эта дура, дабы отец не подловил её на распутстве, тоже рисовала себе руну сама. На том мы с ней и прокололись.