Ник задирается ко мне, я шутя даю сдачи, и мы оба со смехом валимся в траву под оглушающие звуки рока, в которых я вдруг разбираю слова песни Энди Блека «Это мое Воскрешение» и застываю, услышав знакомый голос…
— Картер, сейчас же иди домой! Тебе пора! Ты уже изрядно нализался, а если учесть, что тебе нет восемнадцати… Чувак, это слишком!
Нет, я обманул. Один секрет от Ника у меня все-таки есть.
Алекс. Снова он. Пришел за мной — сраная паинька. Такой же правильный и вышколенный, каким я его помню.
Я пьян и натянут, как струна. И волна куража шибает меня, сжимая пальцы в кулак. Этим кулаком, вскочив на ноги, я разрезаю воздух перед собой, пытаясь достать Алекса.
Это не первый мой алкоголь и не первая сигарета. Она падает и гаснет, и я пинаю ее носком кроссовка, достаточно крепким, чтобы врезать кому-нибудь по яйцам. Чтобы как следует наподдать.
Так мне кажется. И так есть на самом деле.
— На хер иди! — я подаюсь вперед, но спотыкаюсь и ударяюсь плечом о чью-то тачку. Матерюсь, оборачиваясь. — Да пошел ты! — ору, пытаясь схватить Алекса, но оседаю задницей на пол, и слышу в ответ «Заткнись!».
Плевать! Я запускаю в него пустой бутылкой и снова посылаю подальше. Алекс умер, а я жив, и мне решать, заткнуться или орать во всю глотку.
— Эй, чувак! Ты кому это? — Ник ловит меня за ворот футболки и швыряет на землю. Навалившись сбоку, заключает в захват. — Ты перебрал, придурок, успокойся!
Но где там. Музыка в колонках стихает, и все оборачиваются в нашу сторону. Сдвигаются ближе, отчего ночной воздух, разгоряченный жаром потных тел и дымом костра, становится плотнее.
Здесь все любят зрелища, и кто-то из парней громко смеется, называя меня «Психом». Но уже через пару мгновений, в которые я успеваю сбросить с себя Ника и оказаться на ногах, захлебывается стоном, согнувшись пополам.
Даже пьяный я сильнее и быстрее каждого из них, и готов доказать это столько раз, сколько потребуется.
Глава 8
«Картер, остановись… Картер!»
— Алекс?!
Я готов поклясться, что вижу его — своего брата. Он стоит у края обрыва, на границе света и темноты, в джинсах, майке и расстегнутой рубашке, у которой подогнут воротник. Его темные волосы над чистым лбом взъерошены, губы приоткрыты, словно он еще не закончил разговор, а в синих глазах горит прежний свет надежды — мальчишки-мечтателя с легкой улыбкой, от которой в моей темной душе всегда отступали тени.
Алекс.
Даже мертвый он продолжает верить в меня и видеть другим. Отличным от этой паршивой своры молодой дряни, окружившей нас, и мне никогда не узнать ответ: «Почему?»