выцветшие фотографии
возлюбленных
и белокурые пряди волос
своих детей.
– Просто нам в руки попало лезвие! —
говорил он, смеясь. —
Просто Ангелина «вжилась»
в роль,
снимаясь в ту пору
в одной вампирской саге,
«Генуина»[3], кажется.
Там она исполняла роль
кровожадной жрицы любви,
которую
на восточном невольничьем рынке
покупает странный старик
и заточает в стеклянную клетку
из ревности, вроде как.
Декорации разработал
художник Сезар Клейн
в духе готического экспрессионизма,
что привнесло в фильм
поистине трепетный ужас.
Жули всегда выбирала парфюмы
роскошные, непредсказуемые,
безумные,
подходящие как мужчинам,
так и женщинам.
Один из них,
самый запоминающийся,
с яркой нотой – «звёздой»!
В его композиции присутствует
чай «лапсанг сушонг»,
у которого
достаточно своеобразный
дегтярный запах,
древесно-дымный,
чем-то напоминающий чай
именно из русского самовара.[4]
Его превосходит, пожалуй,
только аромат «Русской кожи»
от госпожи Габриэль Шанель[5].
Ведь именно русская кожа —
знаменитая русская юфть
имела запах берёзового дегтя.
Ещё при Петре Первом
юфть стали «жировать» —
пропитывать смесью
берёзового дегтя
и жиром морских животных,
ради большей водостойкости,
что, определённо,
повысило популярность
русской кожи в Европе.
Злопыхатели сплетничают,
мол, это воспоминание
мадам Шанель
о коже своего любовника —
великого князя Дмитрия Павловича —
двоюродного брата Николая II.
И конечно, создатель сего творения
Эрнест Эдуардович Бо —
достойный наследник
«А. Ралле и Ко»,
сын обрусевшего француза.
Коко Шанель всегда выражала
тайную симпатию к России.
Ведь ещё в 1886 году
художник Врубель
нарисовал эскиз брошки-подковы,
который впоследствии
и стал логотипом фирмы Шанель
в виде двух переплетенных букв «Эс».
4.
Меня же всегда
неудержимо тянула живопись.
Моя матушка
наняла мне преподавателя
по изобразительным искусствам.
В один прекрасный солнечный день
высокая женщина средних лет
в элегантном шёлковом платке и
строгом чёрно-белом костюме
ждала меня на летней веранде.
Её глаза прикрывали
чуть затемненные очки-стрекозы.
Она благоухала
кориандровым илангом
и турецкой гвоздикой —
неизвестной для меня тогда
«Красной Москвой».
Красные рубиновые
«кремлёвские» звезды
в сердце аромата
и пломбирно-ванильная
пудра в конце.
* * *
Моя наставница
была родом
с латвийского побережья,
и звали её,
как древнегерманскую воительницу —
Ядвига.
В закатные летние часы
мы занимались с мадам Ядвигой
написанием этюдов.
– Это что за толстые «морковки»? —
улыбалась она,
указывая на стволы деревьев
на ватманской бумаге,
казавшейся золотисто-розоватой
в свете уходящего солнца.
Мадам заботливо наклонялась
над мольбертом,