Когда говорят, что ужас и отчаяние сковывают людей – это вовсе не метафора. Руки и ноги сначала холодеют, а потом и правда перестаёшь чувствовать их и на груди будто камень тяжёлый. Дышать невозможно…
Роуз, сорвавшись с места, ринулась к двери и изо всех сил стала молотить в неё руками и ногами:
– Эй! Эй вы там! Проклятые выродки! – выругалась она, наплевав на правила приличия. – Выпустите меня! Выпустите меня, немедленно! Сейчас же!
Дверь оставалась запертой, но это не усмиряло, а словно бы подливало масло в огонь её ярости:
– Отоприте эту проклятую дверь, чтобы вас всем попасть в седьмое пекло! Да что Вечно Проклятый утащил ваши душу в яму! Чтоб вам всем сгореть! Или провалиться в бездну! Выпустите меня!…
Дверь отворилась так резко, что Роуз едва не вывалилась кубарем, но её подхватили и жёстко впихнули назад, внутрь.
Она была готова к тому, что к ней явится один из безъязыких и бесправных слуг, от которых ничего путного толком не добьёшься и кричала, потому что просто не было сил молча терпеть душевную боль.
Но к тому, что пресветлый принц Айдаган лично явится пред её очи, Роуз была не готова. От неожиданности она смолкла и в первый момент даже попятилась назад.
Он был в чёрном. И чёрный цвет его одежд резко контрастировал с бескровным лицом и волосами цвета снега.
– Вы?.. Вы!.. – задохнулась Роуз от ярости, ненависти и страха перед этим мерзким чудовищем.
– Я, – согласно кивнул он и захлопнул дверь за своей спиной. – Вижу, вы пришли в себя?
Роуз дрожала от холода, неизвестности, негодования. Что могла она противопоставить его безнаказанной самоуверенности.
– Вы похитили меня.
– Вы наблюдательны, – насмешливо кивнул он, останавливаясь перед ней.
Принц был высок и худ насмешлив в жесток в своей циничности:
– Первоначально я ещё было хотел немного поиграть в благородство и изобразить из себя спасителя, но потом решил – к чему тратить время?
– Что случилось с остальными?
– С какими остальными? – ухмыльнулся он, делая ещё шаг вперёд.
Но Роуз не отступила, осталась стоять, где стояла.
– С моим отцом, моей сестрой, нашими людьми?
– О! А как же прекрасный Вольф Бэйр? – продолжал измываться негодяй. – Разве о нём вы не желаете у меня поинтересоваться?
– Конечно, желаю, жестокосердное вы чудовище!
– Ну, не так уж я и жестокосерден. Всему виной сила моей страсти к вам.
Говорил он всё это сухим, насмешливым, деловитым тоном, вряд ли свидетельствующем об эмоциях. Да и как будто эмоции могли служить оправданием в подобном случае!
– Сила вашей страсти?.. – кричать не получалось, эмоции были слишком сильны, слишком остры. Они не давали не то, что крикнуть – вздохнуть глубже и голос Роуз был отрывист, тих – дрожал, как пламя на сквозняке. – Какой страсти, сударь?.. Вы едва ли сможете вспомнить моё лицо. Зачем?.. Зачем вы это сделали?