Весь день проходит, как в тумане. Наш дом, некогда полный голосов и смеха, опустел. Из него выкачали всю жизнь. Я хожу по коридорам и совершенно не узнаю дом, в котором мы выросли. Кажется, что все краски выцвели на ковре в гостиной, рамки с фотографиями стали кривыми и некрасивыми, шторы слишком тёмными, а воздух стал удушливым и ядовитым. Только сейчас я понимаю, что мама была душой этого дома. Она всегда привносила в это место частичку себя. Мама была домохозяйкой, но не многим удаётся стать в этом деле лучшей. Она была декоратором, поваром, уборщицей, учительницей, стилистом и даже плотником. Всё было на ней, а теперь всё рухнуло.
Мы ходим, словно три призрака, по дому, стараясь, не сталкиваться друг с другом взглядами. Между нами висит гнетущее молчание. Все знают, что надо жить дальше, нужно готовить похороны, обзванивать родственников, но никто об этом не хочет думать. Кажется, что если не думать о том, что мама умерла, то всё окажется лишь сном. Но это было бы чудом, а мы с вами знаем, что чудес от этой проклятой жизни лучше не ждать.
Папа запирается в своём кабинете и не выходит оттуда весь день. Лиз лежит на кровати в своей комнате, не реагируя ни на что. Боюсь, если будет пожар, она не встанет с кровати. Только я сохраняю некую трезвость ума, действую, как робот на батарейках. Обзваниваю немногочисленное количество родственников. Договариваюсь с похоронным агентством, заказываю любимые мамины пионы и выбираю ей наряд. Похороны назначают на завтра ровно в полдень.
Разобравшись со всеми делами, проверяю сестру, которая всё так же лежит на кровати. Глаза закрыты, в ушах наушники, мыслями она явно не здесь. Хочу забыться так же, как она, хочу хоть что-то почувствовать, но не могу. Во мне пустота, которая вытравила все чувства. Не знаю, радоваться или грустить. Нормальная дочь наверняка сейчас бы обливалась слезами, а я не могу. Но я ведь любила маму, она была самым важным человеком для меня, так почему я не чувствую печаль или скорбь. Всё куда-то улетучилось, и не знаю, вернётся ли…
В шесть вечера в нашу дверь звонят, и я плетусь открывать. Кроме меня это явно никто не сделает. А гость, судя по всему, очень настырный и звонит без остановки. Открываю дверь, и на меня тут же налетает Кэм.
— Боже, детка, я приехал, как только узнал. Мне так жаль, ты как? — он держит моё лицо в руках, с тревогой осматривая меня, словно это я умерла, а не моя мама.
— Я в порядке, — отвечаю я, закрываю дверь и иду к дивану.
— Я сочувствую, даже не представляю, каково тебе сейчас, — он идёт за мной и садится рядом. Кэмерон тянется ко мне, желая обнять, а я отсаживаюсь назад. Почему-то сейчас мне совсем не хочется объятий. При виде Кэма меня охватывает злость и вина. Я виню себя и его в смерти мамы. Я должна была быть дома, а не гулять всю ночь. И теперь, когда Кэм передо мной я начинаю тонуть в целом океане своей вины.