— Ты так жаждешь моей любви? — в тон усмехнулся мужчина. — Тогда дело совсем плохо. Впрочем, ненависть и вправду сложно бывает отличить от любви.
— Если отнять моё блестящее общество, твоя жизнь станет совершенно пустым, мучительным бременем. Я ведь обещал тебе ад на земле. Не знаю, как он выглядит на самом деле, если вообще существует, но мне кажется, это что-то подобное.
— Уж кто-кто, а ты совершенно точно узнаешь, как выглядит ад, — зловеще посулил мужчина. — Не сомневайся, однажды кто-нибудь отправит тебя туда на экскурсию в один конец.
— И почему ненавидящие меня так истово желают мне смерти? — лорд Ледума в недоумении качнул головой. — Смерть — всего лишь один-единственный миг, который зачастую даже не осознается. Мои враги могут только мечтать и просить о смерти — такую милость я оказываю избранным, в основном своим глупым оступившимся детям. Смерть — не наказание. Наказание должно длиться как можно дольше и в идеале приводить к раскаянию… хотя нет, в совсем уж утопичные идеи я не верю.
— Не сомневаюсь.
— В твоем случае наказание будет сопоставимо по времени с вечностью. Не думай, что после моей смерти что-то изменится, и новый лорд освободит тебя. Никто и не подозревает, что ты всё еще жив, ни в каких списках ты не числишься. Ты даже находишься не в тюрьме. И в тот день, когда я всё-таки не приду, ты познаешь, что такое настоящая тоска и безысходность. Ты погрузишься в пучину беспросветного отчаяния и вскоре окончательно сойдешь с ума. От тебя и теперь уже веет безумием, Шарло. Понимаю, понимаю: в сложившихся условиях трудно сохранить рассудок ясным, даже если воля тверда, как алмаз.
В ответ на недоброе пророчество Карл лишь саркастически хмыкнул, впрочем, не производя впечатление помешанного. Природный оптимизм помогал ему справляться с самыми тяжелыми временами и верить, что однажды что-то изменится.
— Тебя не проведешь, мой сиятельный лорд, — пренебрежительно откликнулся мужчина. — За столько-то лет пора бы и научиться разбираться в человеческих душах, не так ли? Но я тоже поднаторел в этом. И если я лгу тебе, как ты уверяешь, задумайся, кому лжешь ты сам? Не самому ли себе?
— О чем ты болтаешь, Шарло? — не понял правитель.
— Я нужен тебе не меньше, — а может, и больше, — чем ты мне. Твоя вершина недосягаемо высока — и одинока, ты умещаешься там только один. Стандартная плата за власть, стремящуюся к абсолюту. Но знаешь ли… ограниченность обречена бесконечно стремиться к абсолюту. Ты окружен людьми, но с кем из них ты можешь говорить? Не приказать, не унизить, не обругать, не напугать до полусмерти? Не услышать в ответ одно лишь раболепное, давно набившее оскомину «Слушаюсь, милорд», «Будет исполнено, милорд»?