Вершинин-старший кивает и хмыкает.
- Всё рядились, гадали: Саша, Петя, Святослав… А назвали Димкой. «Ни вашим ни нашим»… - Она смеётся.
Я расслабляюсь.
Чувствую себя лучше и спокойней, когда разговор не заходит о «нас».
Но, как оказывается - рано.
Пока мы на кухне, нарезаем ароматный вишнёвый пирог, его мама немного делится со мной переживаниями на счёт их отношений с бывшей женой.
Выясняется, что она намного моложе его, что Вершинин был без ума от своей супруги и крайне тяжело переживал развод.
- Я знаю, что они до сих пор общаются. – Говорит она мне, глядя настороженно. – Мы, если честно, думали, что пройдёт время, и они снова сойдутся. Хотя, я бы не сказала, что такая женщина подходит моему сыну. Просто он очень сильно её любил. А любовь прощает всё.
Я не знаю, что на это ответить. Поэтому просто пережёвываю очередной колючий ком.
- А вы любите Диму? – Вопрос застаёт врасплох, и я откровенно теряюсь, но взгляд Светланы Юрьевны не позволяет отшутиться или уйти от ответа.
- Люблю. – То ли шепчу, то ли хриплю, проклиная Вершинина за то, что поставил меня в такую дурацкую ситуацию.
А ещё за то, что, кажется, действительно испытываю к нему, если не любовь, то точно что-то сильное.
И мне, несмотря на все неловкости и настороженное отношение к моей персоне, понравились его родители.
Которые на прощание непривычно расцеловали меня в обе щёки, и подарили дорогущую кроватку нашему будущему малышу.
Дима
***
Когда садимся в мою машину, Света сразу отворачивается в окно.
Она не показывает, что злится, но я точно знаю, что это так.
Я, конечно, подставил её.
Но и она меня тоже.
Как бы я объяснял родителям, почему женщина, которая беременна от меня, является мне, по сути, никем?
Маму бы удар хватил, она к Ирине-то долго привыкала.
В целом всё прошло хорошо.
Я был уверен, что Светлана сумеет найти общий язык с моими стариками, но волновался не меньше, чем она.
По большей части, из-за маминой прямолинейности. Вот зачем, например, было упоминать мою бывшую?
Да, мы общаемся.
Не потому, что у меня остались к ней какие-то чувства, а потому что для Ирины не существует слова «нет».
Я уже, честно, не знаю, как ещё объяснить бывшей, что между нами всё кончено.
Она вроде и не лезет напрямую, но внимания моего всё равно к себе требует. Усложняя этим мою жизнь вдвойне.
Не могу найти приличное слово в русском языке, чтобы описать моё состояние весь последний месяц.
Это просто «пиздец».
Наши встречи с Востриковой всегда заканчиваются одинаково: я целую её, будто в последний раз, и уезжаю, подпирая стояком руль.