— Не беспокойся, — ответил я. — Представится возможность — поквитаюсь. А нет — так нет. Я не хочу чтобы союзницы порвали меня в пылу схватки, приняв не за того.
— Как раз об этом можешь не волноваться. У фурий превосходная память. Будь спокоен, они не спутают тебя ни с кем другим. И меня с другой лошадью не спутают.
— Да-а-а? Отлично! Тогда поступим так. Если я правильно понял, фурии не станут убивать воинов Грюнберга только для того, чтоб убить, и не будут добивать раненых. Разделимся: ты как раз и займешься добиванием, а я… А я — как придется. Ребята Гуго еще только глаза продирают; поможем же им зарядиться бодростью на целый день! Чтоб оставшиеся в живых улепетывали не останавливаясь до самого вечера!
Со стороны Дома приговоров донесся нарастающий шум крыльев, и секунду спустя развернувшаяся полумесяцем стая старухособакомышей штормовым шквалом прошла над крепостной стеной. С разрушенных временем зубцов наверху посыпались мелкие камни. Изогнутый атакующий строй мстительниц изогнулся еще сильнее, превращаясь в двузубую вилку. Ее острия нацелились вниз и вонзились в лес.
— После боя встречаемся в разгромленном лагере! — бросил я Люциферу уже на скаку. — Девчонки настроились решительно, и я не сомневаюсь, что он будет разгромлен!
Последние мои слова заглушил пронзительный визг фурий, сквозь который едва пробивались испуганные вопли потерпевших. Промчавшись по чаще галопом три сотни метров, я спрыгнул с Люцифера и ринулся в свалку. Пусть он потом ругает меня за безрассудство, но я не в состоянии соблюдать осторожность и прятаться за спинами баб, даже таких безобразных и воинственных. И просто руки чешутся!
Как я и предполагал, лагерь лишь начал пробуждаться. И хотя Грюнберг держал на часах шестерых бойцов, песенка отряда была спета. Только эти шестеро и оказались в полном вооружении. Остальные метались полуодетыми, отмахиваясь от фурий мечами, топорами и палицами, и одновременно пытаясь натянуть на себя хоть что-то из брони. Дергались полотнища поваленных палаток, накрывшие тех, кто не успел выскочить наружу. Дико ржали стреноженные на ночь лошади. Они неловко скакали почти на месте, лягались свободными задними ногами, застревали в кустах, падали, силились подняться. Те из них, которым удалось порвать путы, носились по лагерю кругами, сбивая с ног всех, кто попадался им на дороге или пытался поймать. Достойные укрытия у Оленьего камня отсутствовали, а сам он оказался обычным валуном, не слишком даже большим. Использовать его каким-либо образом для обороны было невозможно.