Сын болотной ведьмы (Рябинина) - страница 27

- Скажи, почему? – захлебывалась я и слезами, и словами. – Почему тогда все так вышло? Я не помню, но знаю, что любила тебя. Это не память, а что-то совсем другое. Другая память. Я любила тебя и была счастлива стать твоей женой, но ты… Скажи, чем я тебя не устраивала? Или тебе было мало меня одной? Почему ты вел себя со мной так, что я стала тебя бояться и ненавидеть?

Напуганная моими слезами Марилла заплакала тоже. Гергис встал и забрал ее у меня. Он ходил с ней по комнате, поглаживая по спинке, пока та не успокоилась, затем остановился у окна.

- Я не знаю, что тебе сказать, Лери. Кроме того, что мне очень жаль. Но об этом я уже говорил.

- Это не ответ, Гергис!

- Прости, но другого у меня нет. Марилла сосет палец – хочет спать. Я отнесу ее в детскую.

- Подожди! – я села на кровати. – Если ты не можешь сказать, почему обращался со мной как последний негодяй, скажи хотя бы, что изменилось теперь. Только не повторяй, что испугался, будто потерял меня. Все равно не поверю.

- Значит, не буду повторять. Спокойной ночи, Лери.

Дверь закрылась за ним, но тут же распахнулась снова: в комнату вошла Мия с подносом.

- Прошу прощения, госпожа, но принц сказал, что вы не спите.

Я не ответила, но когда она отвернулась, чтобы поставить поднос на стол, быстро вытерла лицо рукавом рубашки.

- Вы будете есть за столом или подать в постель?

Я встала и набросила на плечи теплую накидку. Для еды в постели был специальный маленький столик с короткими ножками, чтобы ставить его поверх одеяла, но мне это не нравилось. Когда ничего не видишь, не получается есть аккуратно. Хотя Мия и отряхивала потом простыни, крошки все равно оставались.

Сидя за столом, я нехотя ковыряла жаркое в тарелке. В этой моей вспышке, слезах и вопросах не было никакого смысла. Просто вдруг вылилось напряжение, скопившееся с того самого момента, когда я обнаружила себя в полной темноте, в неизвестном месте, не помня даже собственного имени. И особенно – напряжение сегодняшнего дня. Но облегчения это не принесло, напротив, на душе стало еще тяжелее.

Съев меньше половины, я позвонила в колокольчик, чтобы Мия пришла и убрала со стола, после чего снова легла в постель. Но сон больше не шел. Зато мысли навалились всем войском, и отогнать их уже не получалось.

В комнате было темно: Мия потушила светильники, огонь в камине тоже почти погас. И вдруг, повернувшись в очередной раз с бока на бок, я заметила, что камешек на ночном столике светится. Бледно-голубое сияние то становилось сильнее, то почти совсем гасло. И это точно не был отблеск луны: шторы Мия задернула плотно.