Это я так думал, баран тупорылый. Ходил по своей спальне из угла в угол, кусая костяшку пальца. Дал ей время, хотя готов был бежать бегом. А когда пришел, разделся и лег с ней рядом…
Кто бы знал, как я хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она оттаяла и постаралась забыть то, чего и так не помнила. Но как ни старался, Эллерия сжималась еще сильнее. Я буквально всей кожей чувствовал исходящую от нее волну холода и страха.
Ее губы, такие мягкие, теплые, желанные – ни разу не дрогнувшие, чтобы ответить мне. Грудь под пальцами – упругая, высокая. Тонкая талия, крутой изгиб бедер, атласная кожа, шелковистые распущенные волосы, дурманящий запах ночных цветов…
Она закрыла глаза и лежала, не шевелясь. Просто ждала, когда все закончится. Когда я уйду. Желание тела, от которого темнело в глаза, нашептывало, что я могу взять ее силой, по праву мужа, и плевать, хочет ли она меня или нет. Но что-то подсказывало: именно так поступал с ней Гергис. И кроме этого желания, было еще другое – желание взаимности. Желание – любви?
Коротко рассмеявшись, я встал и оделся, с трудом уместив в узкие штаны свое нацелившееся в зенит хозяйство. Кто не знает, как с этим справиться, но разве рукоделие решило бы проблему? Только сняло бы вожделение – и лишь на время.
- Гергис? – повисло в воздухе с недоумением.
- Я не любитель насиловать мертвые тела, - сказал я и вышел.
Той ночью мне не удалось заснуть ни на минуту. Лежал и смотрел в потолок, вставал, ходил по комнате, снова ложился. Если б только мог, надраил бы Гергису рожу до блеска. Но он был там, откуда не возвращаются. Ему проще – а вот что делать мне? Как приручить ее, как справиться с отвращением?
От бессилия и отчаяния хотелось выть на луну. Это была минута слабости. Но сдаваться я не собирался.
С той ночи прошло две недели. Я не сделал больше ни одной попытки растопить лед между нами. Вел себя с Эллерией ровно и сдержанно. Как и раньше, по утрам заходил поздороваться, а после ужина провожал до спальни и желал спокойной ночи. Но бог свидетель, как же тяжело мне это давалось – когда уже держал ее в объятиях и был в миллиметре от того, чтобы она стала моей.
Хотя к чему иллюзии? Моей она не стала бы, даже пойди я на поводу у желания. Не в том смысле, который я вкладывал в это. Только ее тело – его мне было слишком мало. Когда-то вполне мог довольствоваться этим. С ней – нет.
Сидеть рядом за ужином, разговаривать, смотреть на нее, каждый раз натыкаясь на испуганное выражение и ледяной тон, - вот что было пыткой. Чем бы я ни занимался, куда бы ни шел, в голове крутилось, как заевшая пластинка: что произошло между Эллерией и Гергисом и можно ли это исправить.