Боже, она даже не представляет. какие образы возникают перед ним после этих слов! Бенедикт, решительно игнорируя мучительную пульсацию в паху, взял Джулию за руки.
— Последнее, чего я хочу, это причинить тебе боль. Мне хочется, чтобы кое-что от тебя осталось на следующий раз.
Ее подбородок дернулся и напрягся. Проклятие, ну почему он решил обратить все в шутку, если она серьезна?
— Я не могу думать про следующий раз. Не могу думать про будущее.
— Так и не думай. Сосредоточься на своих ощущениях. Расслабься и позволь наслаждению захватить тебя.
Джулия нахмурилась.
— Ты обещал прекратить, если я попрошу.
Да провались все к дьяволу!
— Да, и ты просишь?
— Я… — она кивнула. — Думаю, прошу.
Он отпустил ее руки и стремительно встал. Все тело вопило от неудовлетворенности. Необходимо скорее уйти от нее подальше, пока он что-нибудь не сломал.
— Бенедикт? — Должно быть, она заметила выражение его лица, если неуверенность в голосе хоть о чем-то свидетельствует.
Он отвернулся и схватил бутылку вина.
— Окажи мне любезность, ладно? — Бенедикт выговаривал каждый слог четко и сжато, чтобы скрыть сотрясавшую изнутри дрожь. — Если хочешь, чтобы я сдержал свое слово, выйди из комнаты. Сейчас же.
Он не поворачивлея, пока звук шагов Джулии не затих, а щелчок двери не ознаменовал ее уход в спальню. В спальню, пропади оно все пропадом! Бенедикт сделал большой глоток кларета прямо из бутылки, жалея, что нет ничего покрепче для успокоения бушующих желаний.
Так близко. Он был так близко к тому, чтобы Джулия с радостью легла под него, но все испортил своей дурацкой обмолвкой. Не заткнулся вовремя. Катись все к чертям. Бенедикт запрокинул голову и осушил бутылку. Да еще и трус в придачу; прежде чем войти в спальню, прождал добрый час, чтобы она заснула. А если бы был более предусмотрителен, то догадался бы потребовать из главного дома бутылку бренди и продержался бы еще дольше.
Да будь у него хоть какая-то предусмотрительность, наверное, сумел бы придержать язык. Зато теперь он научен и знает, что правда помогает Джулии опомниться. Сейчас она совершенно не готова принять его чувства.
В следующий раз он не забудет совет Аппертона и не позволит ей соображать, пока не станет слишком поздно. До тех пор пока Джулия не включает голову, она способна полностью отдаться своей чувственности, наслаждаться поцелуями и прикосновениями.
Луна, не пытавшаяся этой ночью скрыться за тучами, заливала комнату серебристым сиянием. Белые простыни и занавески в этом сиянии мерцали, словно жемчуг.
Джулия распростерлась в самом центре кровати, раскинув руки. Она дышала ровно и спокойно, медленно и так живо, пусть даже умерла для этого мира под воздействием кларета.