Заходящее солнце напомнило ей, как она появилась в этом городе. Из неоткуда. В этом была доля правды. Наяда просто возникла посреди мягкой травы и душного ветра. Не существовало кого-то, кто привез ее в окрестности Хорта, она просто появилась, как дитя появляется из матери, такая же чистая и невинная, заново увидела мир. И спустя пять лет в этом мире с головой окунулась в дерьмо. Ради чего?
Память возвращалась рваными кусками, но этого было мало. Если она хочет выжить, то должна вспомнить все и достаточно быстро.
Позже, ведь сейчас ей нужно немного поспать, чтобы прийти в себя. Хоть Мардар и просил ее не засыпать, девушка ничего не могла с собой поделать, ее глаза медленно закрывались, сознание погружалось в темноту, отпуская тревогу и боль.
Девушка успела увидеть ворота Хорта перед тем, как уснула, успела осознать, что уже ничего нельзя вернуть. Ее жизнь раз и навсегда изменилась, в черт знает, который раз. Однако пока ее швыряло по знакомому городу, всё было достаточно терпимо, год выдался крайне сложным, насыщенным на гадости, но он не пугал.
Пугала неизвестность впереди. Куда они пойдут? Куда бы ни пошли опасность будет подстерегать всюду, направление для этого не столь важно. Как станут жить теперь? Останется ли Вулхи в их компании?
В последний раз ее так мучали вопросы, когда она впервые оказалась в поместье лорда Ивьенто.
Наяда закрыла глаза.
Возможно всё это ей приснилось, завтра она проснется в кровати рядом с Мардаром, сжимающим ее ладонь. Они вместе пойдут в город и увидят, что всё как прежде, никаких лишних солдат, никаких разрушений.
И жизнь, которой не существовало, пойдет своим чередом…
Холод. Холод прокатывается от кончиков пальцев к открытому горлу, а оттуда вниз по груди и бедрам. Хочется пошевелиться, но от каждого движения становится неприятно от того, что все тело онемело и противно покалывает. Под спиной мокро и холод начинается именно оттуда.
Наяда пытается перевернуться и глухо рычит. По телу пробегает волна звенящей боли, ее внутренности будто охвачены огнем, пылают ярче костра. Во рту сухо, потрескавшиеся губы покрылись кровавой пленкой, пленка лопается, когда девушка облизывает верхнюю губу.
Пошевелила рукой, перебирая пальцами мягкую влажную траву и тяжело вздохнула. Она заерзала по земле, пытаясь прогнать холод и резко, одним махом, будто срывала жестокий бинт с раны, открыла глаза. Солнце не ослепило. Его вообще не было. Зато была изумрудная листва. Целый купол из разноцветных листьев. Тут и благородный зеленый, и ярко-зеленый, и бледно-зеленый, она бы хотела полюбоваться красками, вспомнить названия всех цветов, которые увидит над собой. Девушка перевернулась на другой бок, увидев собственную руку, слишком бледную, пару худых ног, тоже обескровленные.