Мардар открыто проклинал законы и правила, созданные его отцом. Явившись домой после того, как Наяду скрутили и увели, он разнес в щепки всю мебель в гостиной, перебудил весь дом и открыто проклял лорда Ивьенто за его чертовы ограничения. Мама как всегда тихо заплакала, глотая слезы, чтобы никто их не увидел. В этот раз он не внял слезам Эдионы, предоставив Ивьенто разбираться с нервами матери.
Наяда не сопротивлялась, когда ее уводили, не кричала и не пыталась плюнуть Вилмету в лицо. Мардар сам видел, как она обрадовалась заключению, выдыхая с облегчением. По всей видимости тюрьма намного лучше дома Знатного. Но так же он видел не дюжую силу, заключенную в слабом девичьем теле. Когда Наяда кинулась на своего хозяина, Мардар при всем желании не сумел ее удержать. В мгновение миловидная девушка переменилась, сделавшись чем-то другим, опасным и смертоносным, держалась она как-то иначе, не как всегда.
Плечи чуть опущены, подбородок прижат к груди, а глаза… Ее глаза выдали в ней совершенно другого человека. Ее тело двигалось плавно, точно зная, что нужно делать, она будто танцевала, выгибаясь навстречу ветру.
Мардар постарался не смотреть в сторону площади, где все и случилось. Люди, которые еще не попрятались по домам, старались обойти господина широкой дугой. Пару недель назад Дамир пошутил, что его безумный брат своим присутствием в городе вынуждает горожан соблюдать введённый комендантский час намного лучше солдат. Эта глупая шутка не предназначалась для его ушей, но едва ли что-то могло укрыться от него.
«Безумец», шептались о нем люди. Выпускать этого безумца из поместья было большой ошибкой лорда, но у старика рука не поднималась отнять у сына единственное, что ему доступно.
Мардар знал, что ему уготовано. Когда появились голоса, родители пытались его вылечить, они перепробовали все возможные средства, привезли в Хорт столичных врачей, отец тогда сильно потратился. Ничего не помогло. С каждым днем становилось хуже. Какое-то время мальчишеская гордость заставляла Мардара бороться, пытаться изгнать голоса из своей головы или хотя бы не слушать их. Но в итоге он сдался. С тех пор наследие отца перешло к Дамиру, младший сын остался ни с чем. Он никогда не будет управлять городом, хоть и знал его жителей гораздо лучше брата.
Лет в семь или восемь, совсем мальчишкой, он шнырял по подворотням Хорты босиком, резвясь с местной ребятней, домой возвращался перепачканный в грязи, всякий раз доводя матушку до обморочного состояния. Многие из тех ребят, бывшие его друзьями по играм давно обзавелись семьями, некоторые внуков уже поджидали. И все они шептались за его спиной: «безумец», забыв про детство, где он был обычным мальчиком, бегающий с деревянным мечом и представляющий себя храбрым воином. Люди очень быстро забывают хорошее.