Черная точка в глазах Мардара явно стала больше, застилая часть зрачка, девушка сконцентрировала свое внимание на этом. Если Мардар утверждал, что раньше у нее получалось изгнать голоса, то должно получиться и сейчас. Она обхватила лицо господина руками, прижимаясь к нему вплотную. Она не знала, как это сделать, что нужно сказать или приказать, если у нее и получалось раньше разобраться с таинственными голосами, то тогда ей не приходилось прикладывать никаких усилий.
— Отпустите его, — рыкнула девушка, — он не принадлежит вам!
Мардар неловко моргнул, чуть пошатываясь, но остался стоять смирно. Девушка погладила господина по щеке, волосам, подбородку, пытаясь разговаривать с ним, а не с голосами. Она уговаривала, убеждала и почти умоляла его прекратить, вернуться. Черная точка в глазу господина не реагировала на ее мольбы.
Почувствовав, что грядет новый приступ, когда мышцы Мардара напряглись, Наяда сжала его руки, не особо рассчитывая, что это поможет. Он дернулся и зажмурился, будто уговаривая себя не сопротивляться.
— Вы говорили о нектарницах, помните? — Предприняла она новую попытку. — В лесу, где они обитают, там так спокойно, помните?
Ее стенания не возымели ни малейшего эффекта, Мардар оттолкнул ее руку и потянулся к столу, тогда девушка снова схватила его за лицо, крепче прижав к себе.
Она прижалась к его лбу своим.
— Я тебя не отдам, — зарычала девушка.
Наяда закусила губу от хлынувшей по вискам боли, будто кто-то ударил ее с двух сторон и оглушил, она не отступила даже когда Мардар тихо застонал, обмякая. Он упал на колени, и Наяда последовала за ним, не разжимая хватки.
Боль в висках усиливалась, Наяда чувствовала, как быстро слабеет от непонятной силы, брошенной на нее, глаза начали болеть от полопавшихся сосудов. Она заставила себя сидеть прямо и прижиматься лбом ко лбу господина, почти физически ощущая внутреннюю борьбу. Ее тело каким-то образом само знало, что нужно делать. Еще немного и из носа девушки потекла струйка крови, капая на лицо господину. Она шептала слова детской песенки так, будто она была заклинанием, изгоняющем духов. Песня, глупая и наивная, единственное, что она вспомнила в момент страха.
Она думала, что люди вспоминают всю свою жизнь, каждый счастливый или не очень момент, когда боятся и находятся на волосок от смерти. А ей вспомнились чьи-то бережные руки, качающие дитя и напевающие.
Дом, мой ветхий дом,
Жди меня обратно,
Жди предано, как пес,
И не пускай чужого,
Дом, мой славный дом,…
Слова застряли в горле, девушка не помнила продолжения. Зато помнила крик женщины, у которой отбирают ее дитя. Этот крик мог бы свернуть горы, заставить реки изменить течение, но не смог заставить солдат, оставить ей ребенка.