— Мило агукающий младенец у счастливо улыбающейся женщины на руках, воодушевляющая музыка, цветовая гамма в светло-пастельных тонах или развевающаяся прозрачная занавеска перед ними, — перечисляю со скепсисом общий набросок того, как будет выглядеть будущий видеоролик для телевидения и интернет-ресурсов, — занавесочкой они, видимо, пытались сделать реверанс вашему неоценимому вкладу в развитие рекламы, Антон Романович, но получилось отстойно.
— Она подчёркивает нежность и невесомость момента единения матери и ребёнка, — вставила неожиданно румяная Лидочка, по-видимому приложившая к продвижению «занавески» все свои сомнительные познания в области психологии.
И тут Остапа понесло…
— Пффф! Реклама должна цеплять! Запоминаться! Будоражить умы! А это что? Что продвигают в этом ролике? Подгузники, детское питание, одноразовые трусы в роддом? — вот мне и пригодились все знания, почерпнутые из разговоров уже рожавших подруг, — это не нежность и что-то там ещё, а просто серость и убогость. А слоган? «Мы приносим счастье». Я бы решила, что это продвижение службы доставки от ИКЕА или магазина с алкогольной продукцией. На чьи просмотры вы вообще рассчитываете? Людей, кто не умеет нажимать кнопочку «пропустить рекламу» в интернете или просто из лени не переключающих телевизор на соседний канал в рекламный перерыв?
— Давайте теперь каждый желающий будет указывать нам, как работать! — воскликнул обиженный и до сих пор нездорово-красный Фёдор, истерично отбросив от себя ручку и скрестив руки на груди.
— У вас есть какие-то предложения, Наталья… Леонидовна? — неожиданно по-настоящему заинтересованным тоном уточнил мистер самый лояльный начальник года.
— Это не в компетенции нашего отдела, — неуверенно пробормотала Сонечка, видимо, до конца так и не определившись с позицией Миловидова.
— Есть, — кивнула я и даже перестала качаться на стуле, впервые за очень долгое время чувствуя себя не в своей тарелке. Как в школе, когда ты вроде бы уверена в правильности своего ответа, но всё равно чуть втягиваешь шею в плечи в ожидании реакции учителя. — Часы. Те самые известные тикающие часики. Сначала — в виде затравки только они, чтобы создать открытый гештальт. На тёмном фоне, с небольшим ускорением, чтобы был эффект нагнетания обстановки. А следом, через неделю или две — полный ролик, и там тикание прервёт крик проснувшегося среди ночи ребёнка, к которому подскочат со своей кровати сразу оба родителя.
— Девеар-клиник. И пусть они тикают для кого-то другого, — добавил Антон задумчиво, быстро прокручивая в пальцах свою ручку. И мне уж больно хотелось фыркнуть вдогонку что-нибудь ехидное, но он снова подал голос: — Что скажете, коллеги?