Да и зачем убегать от того, что можно просто игнорировать, саркастично комментировать, бесстыдно опровергать или поднять на смех и поставить финальный штрих своим фирменным фырканьем?
Но ожидание неминуемо последующих скоро нотаций вызывало внутри неприятное чувство. Что-то среднее между несварением, изжогой и длящимся больше суток голодом, когда желудок, кажется, готов переваривать даже собственные стенки.
Пришло время открыть самую страшную, самую сокровенную, самую позорную мою тайну. Самую большую слабость. Самый большой мой страх (помимо введения законодательного запрета на ношение красивой одежды, конечно же).
Я боюсь осуждения. Не от всех — только от самых близких людей, которых можно по пальцам одной руки пересчитать. Два родителя, две подруги и… вот. Подозрительно притихший сюрприз на водительском месте.
В то время как общественное порицание я могу принять со смехом или дать ему жёсткий отпор, вообще не заботясь о том, что будут говорить за моей спиной — потому что рано или поздно выскажу каждому ещё больше и прямо в лицо, слова родных людей огромными мозолями остаются на коже. Вроде и не смертельно, и ничего такого. Но болят, сука! Мешают. И проходят так долго, что иногда поверх ещё не заживших старых успевают появиться новые.
Уж не знаю, что там так долго формулировал в своих нравоучениях притихший Иванов, когда как я за долгие-долгие годы успела сделать среднюю выжимку по каждому подобному разговору:
1. Как мне не стыдно?!
Вот действительно, как? Нет бы ходить с постоянно опущенной и красной от стыда физиономией на радость остальным людям. А то они постоянно расстраиваются, что их мнение мне не интересно.
2. И почему только я родилась такой эгоисткой?
Кстати, когда я тот же вопрос переадресовала маме, она отделалась возвращением к пункту один нашего разговора, тем самым дав понять, от кого же я унаследовала этот восхитительный талант уходить от неудобных вопросов.
3. Если я продолжу в том же духе, то останусь вечно одинокой. И замуж меня никто не возьмёт. А может, даже притащенный с улицы кот, и тот потом сбежит, потому что со мной просто невыносимо!
Кстати, про кота вот всегда было как-то особенно обидно. Что сразу сбежит-то? Вот понимаю ещё муж — спору нет, этот мифический объект точно даст от меня дёру сразу же, как я отстегну его от батареи. Даже паспорт свой наверняка выпрашивать обратно не станет.
Но котик? Что я, совсем изверг какой-то?
Тёмка продолжал молчать, чем только действовал на нервы. Долгое ожидание казни хуже её как таковой, а мне уже надоедало вести ожесточённый мысленный спор с самой собой, придумывая аргументы о том, что никакая я не эгоистка. Тем более, что аргументы эти почему-то оказывались всё равно не в мою пользу.