— Ну и что же ты мне скажешь, Маргарита? — напоминает о себе Карим Давидович. — Совсем скоро мой сын спохватится, что тебя нет внизу. И в этом случае мое предложение потеряет свою актуальность. Два раза я предлагать тебе уйти по-хорошему не буду. Так что валяй. Выбирай.
Издевку в голосе он даже не старается скрыть.
Действительно, выбирай, Рита. «Уйти по-хорошему», взяв «что дают», предать Влада или допустить собственное разоблачение. Что он узнает, что я все-таки готовила почву для отступления.
Черт меня дернул с этой экспертизой. Просто хотела понять, каким же именно образом моя подпись оказалась на заявлении, без всякой задней мысли, но кто сейчас поверит в мое любопытство, когда предательство — куда более верибельный мотив для подобных инсинуаций.
— Ты видно думаешь, что у меня железное терпение, девочка? — тон отца Влада становится антарктически ледяным. — Я ведь могу отправить ему письмо прямо сейчас. И посмотреть, как быстро ты вылетишь за порог его дома, его фирмы и его жизни в принципе.
Ну что ж, если он формулирует свой вопрос так…
— Отправляйте, — бессильно озвучиваю я, чувствуя, как острие копья в моей груди медленно проворачивается, сминая мои легкие в кровавое месиво, — что бы он со мной ни сделал, я это приму. И если он решит, что я ему не нужна — это будет его решение. А не мой побег.
Произношу это и шагаю обратно в дом. Достаточно с меня этого разговора.
— Надеешься на его снисхождение? — презрительный голос моего свекра настигает меня уже у самого входа. Его пристальный взгляд я чувствую спиной, даже не поворачиваясь.
Я замираю всего на секунду, а потом покачиваю головой. Нельзя надеяться на то, чего просто нет. Уж чем-чем, а снисхождением, милосердием мой муж не одарен от рождения.
Не знаю, на что я надеюсь. На что-то невозможное по своей сути.
Отчасти, я надеюсь, что меня остановят.
Что скажут, что все это розыгрыш, проверка, что на самом деле, у Карима Давидовича были другие причины разговаривать со мной на эту тему, да еще и так небрежно. И моего разоблачения не будет.
Но вот заканчивается первый мой шаг. Потом второй, третий…
Я оказываюсь в коридоре второго этажа, а меня так никто и не остановил. Никто не идет, не едет за мной следом. Не препятствует мне идти дальше.
Вот позади ступени лестницы, а кажется, что ледяная черная пропасть.
Сколько прошло времени? Минута? Две? Более чем достаточно, чтобы отправить жалкое сообщение. Сколько нужно Владу, чтобы понять, что именно за фотографию ему прислал отец и что она значит? Несколько секунд, при его-то убийственно-остром интеллекте.