И кого же она любила сильнее? Меня или ублюдка Чугунного?
Ответа на этот вопрос я не хочу знать. Не хочу даже осознавать, что было бы для меня лучше. Потому что если его… Я могу что-нибудь сломать, если додумаю это мысль до конца. А если меня…
То насколько же её сломает тот день, когда я не встану после операции?
Это не говоря уже о том, что в этот день она снова останется без защиты. Одна!
Я могу разделаться с одним её врагом, я близок к этой цели как никогда, но вокруг еще так много уродов, которые захотят сломать мой Цветочек, а ведь она — только-только отогрелась, распустила свой бутон.
Не говоря уже о том, что где-то там еще бродят два мудака, которые посмели сделать моей Маргаритке больно. У меня просто не было времени их искать. И как вообще позволять себе умирать, зная, что эти ублюдки дышат? Моя задача — перевешать их всех за причиндалы, на первых попавшихся сучьях.
В эту секунду — я уже ненавижу свои риски. Мне мало времени, которое мне отвели. Очень мало.
Я не справился с задачами, которые сам для себя поставил.
Я даже не могу сказать своей женщине, что без ума от неё, просто потому что не хочу, чтобы она только усугубляла свою привязанность ко мне.
— Итак, тебе понравилось? — не удерживаюсь от вопроса, когда мы с Цветочком возвращаемся в наш лимузин. Мне бесконечно нравится болтать с ней на такие ерундовые бытовые темы. Хотя конечно, лучше бы я поменьше допускал сближения с ней, или уже принял, что оно есть и неизбежно.
Нет. Все еще пытаюсь держаться. Хотя бы в чем-то.
— Спрашиваешь? — на бледных щечках Цветочка цветет красивый румянец. — Я никогда не думала, что балет — это настолько эмоционально и чувственно. И что «Лебединое озеро» — настолько глубоко пробирает. Просто насквозь. Это было просто потрясающе.
— Хорошо, — я слегка улыбаюсь, развалившись рядом с ней, — я рад, что угадал с этим.
В конце концов, именно с балетом я действовал наугад.
Маргаритка молчит и таращится на меня все пристальней. И такое её внимание — меня цепляет, потому что оно не обозначает ничего хорошего.
И точно — Цветочек двигается от меня, проводит маленькой ладошкой по коленям, прикрытым тонкой тканью струящегося подола.
— Может, ты хочешь прилечь? Я готова поработать подушкой.
Дьявол!
Кажется, я облажался с маскировкой усталости и все-таки она как-то проявляется внешне. И Цветочек, конечно же, прониклась.
Я щурюсь жестче — обычно этого хватает, чтобы Маргаритка прекратила делать то, что меня раздражает, но она только напрягается, закусывает губу, и её взгляд становится каким-то умоляющим.