Слов нет, одни звуки.
Выход на самом деле почти гениальный.
И чисто теоретически, всю эту схему я могла и сама придумать. Но про этот суд с отчимом за мамину квартиру я совсем забыла — голова была забита чем угодно, но не этим. Да и не было у меня привычки «делить шкуру неубитого медведя»…
Вот только для Влада этот медведь был уже не только убитый, но и разделанный. Из ушей уже даже суп сварить успели.
— А ты позволишь мне вернуть тебе этот долг? — я вздыхаю, пытаясь выдохнуть скопившееся внутри меня напряжение.
— Ну что ж, раз мы обо всем с тобой договорились — займись уже своим завтраком, Цветочек. Сумму можешь написать на салфетке, завтра деньги будут у тебя на счете.
Влад утыкается в тарелку, безмятежный и невозмутимый, будто ему вообще нормально давать кому-то такие долги с непонятной перспективой погашения.
В тарелку с супом я утыкаюсь послушно, но без особого вдохновения. Есть по-прежнему не хочется.
Итак, решение найдено. Причем такое, что почти устраивает мою воспаленную совесть.
Врать как будто бы не надо. Мой муж все себе придумал сам, я даже головой не кивнула, чтобы ввести его в заблуждение.
На душе все равно промозгло, сыро и противно.
Вранье — оно и в Африке вранье. Я ведь его не опровергла!
И одно оправдание — так будет лучше.
Для меня будет лучше, в основном… И я себя ненавижу. Но сумму на салфетке все-таки пишу.
Одно хорошо — скоро все закончится.
На последних ступеньках трапа я останавливаюсь и тоскливо оборачиваюсь назад. Последний раз поглядеть в глаза нашему Парижскому мини-отпуску.
— Три дня как три секунды… — вздыхаю.
— И даже меньше, — понимающе откликается Влад.
— Девушка, вы задерживаете посадку, — суховато покашливает стюардесса.
— Да-да, простите…
Я спешу зайти в самолет, спешу занять свое место.
Стюардесса таращится на нас с интересом — по всей видимости, меньше всего она ожидала, что мужчина уровня респектабельности Владислава Ветрова будет занимать место в экономе.
Зато… Зато я рядом. И могу прижаться к его плечу щекой! Вот это — действительно важное. А как было забавно, когда я пришла к Владу с предложением поменять наши билеты обратно, и он… внезапно согласился.
Когда самолет взлетает — я почти прилипаю лицом к стеклу, стремясь напоследок зацепиться за ажурную главную башню Парижа. Самое сладкое воспоминание этой поездки — связано с площадкой на самой её вершине. Там мой муж целовал меня так, что я сама не знаю, как Земля удержала меня при себе.
Впереди — московская рутина, угроза операции, угроза потерять Влада, и наконец, обман и отчаянный шаг с целью сохранить мой грязный секрет напоследок. Позади — парижский романтичный шик, чувства, что захлестывали меня с головой. И руки. Крепкие мужские руки, в которых я чувствовала себя в полной безопасности.