– Да! – вскрикнула я, поджимая немеющие пальцы.
Только после этого Сатир остановился, а я осознала, где нахожусь. И с трудом отпустила изголовье.
– Жива? – он с интересом наблюдал за мной.
Не отреагировав на издевку и пробормотав что-то невнятное, я медленно опустилась на спину рядом с ним – ни на что другое не хватило сил. Если меня когда-нибудь спросят про самый ярчайший оргазм, я вспомню этот.
– Думала, твой грязный язык может только материться, – прошептала я, с трудом восстановив дыхание.
– Ты еще в состоянии думать?
Я перекатилась на живот и придвинулась ближе.
– Не уверена, – убрав с его лба взъерошенную челку, я провела пальцем по щеке, повторяя изгиб шрама, и потребовала: – Сотри сейчас же эту самодовольную ухмылку!
Сатир продолжал улыбаться, всем своим видом демонстрируя превосходство:
– Никуда ты не уедешь.
– Знаешь что? – возмущенно встрепенулась я. – Пошел ты в задницу!
– В день рождения – любые капризы, – хохотнул Сатир, хватая меня за талию и разворачивая лицом в подушку.
Просыпаться не хотелось, но желудок отчаянно требовал пищи. Не помню, когда ела последний раз. Со стоном открыв глаза, я осмотрелась. В спальне все было по-прежнему, начиная с разбросанной в спешке одежды, и заканчивая влажными полотенцами – мы вышли в них из душа пару часов назад. На соседней подушке остались разводы от мокрой шевелюры Сатира, который успел перекатиться в сторону и теперь спал прямо на мне, по-собственнически накрыв ладонью грудь и уложив голову на живот, не давая сделать глубокий вдох.
Вчера мы до обеда не вылезали из постели, пока Сатира четвертый раз не вызвали по рации. Угрозой приковать меня к кровати он вынудил дать обещание не покидать площадку и ушел, чтобы вернуться поздно вечером. Не оценив лучший комплект нижнего белья, который только нашелся в чемодане, и избавив от кружевного произведения искусства быстрее, чем я успела сказать «привет», Сатир уложил меня на взъерошенные после утреннего и дневного секса простыни. И позволил подняться только под утро, когда я заныла, что хочу в душ.
В животе снова заурчало, и Сатир завозился в полусне, щекоча горячим дыханием мою кожу. Осторожно отодвинув его ладонь в сторону, я попыталась подняться, но рука тут же вернулась на место, задев сосок. Другая ладонь накрыла вторую грудь и слегка сжала – Сатир явно проснулся.
– Лесли, – взмолилась я, заерзав под ним. – Давай сначала поедим? Или хотя бы покурим?
Сатир убрал руки и, приподнявшись на локтях, плотоядно взглянул на меня из-под взлохмаченной челки:
– Потерпишь.
Он подался вперед, чтобы поцеловать, но я отодвинулась, стыдливо пояснив: