– Ты бы лучше Гицэ оженил, капитан, коль так разохотился, – съязвил Мороя. – Штефану-то, пожалуй, рановато.
– А по сеновалам шляться не рановато? – буркнул Симеон. – Нет уж, Гицэ женить – грех на душу брать, перед сватами совестно будет. Заставу ему доверю, не глядя, а вот для работы у него руки не тем концом вставлены.
У Штефана чуть отлегло от сердца. В самом деле, живет же Гицэ. Или Йоргу. И ничего, пользуются заслуженным уважением!
Мороя тяжко вздохнул.
– Не скажи, капитан. Недоглядели мы за Гицэ. Все-таки семья – дело хорошее...
Помолчали. Штефан робко подтолкнул Морое кувшин со сливовицей – старик нечасто вспоминал о своей беде, но тут, видно, пробрало.
Дело спас помянутый Гицэ. Подошел, ухмыляясь во весь рот и уже чуточку покачиваясь.
– А чего у вас рожи, будто на похоронах?..
– Они тебя женить собрались, – ляпнул Штефан, надеясь хоть чуточку отвлечь Морою.
Гицэ не подвел – вытаращился с неподдельным ужасом, отчаянно замахал руками.
– Меня?! Свят-свят-свят! Да никогда в жизни! Спасайте, люди добрые, без ножа режут!..
Оказавшиеся поблизости гости начали смеяться, и хмельной Гицэ, куражась при публике, заорал на весь двор:
– Волк меняет мех, а не привычки! Да меня хоть озолоти – я в это ярмо ни ногой!..
Станка, посаженая мать Ануси, протолкалась сквозь толпу, встала, подбоченившись.
– Глянула бы я на дуру, что за тебя выйти согласится, голодранец!
Гицэ тоже напыжился, ответил с важностью:
– А любовь – не поместье, за деньги не купишь!
– Ишь ты, любовь! – рассердилась Станка. – Да что ты про любовь знаешь, рожа твоя бесстыжая! Вон Макарие у вас молодец, а остальные... У, кобелюки, глаза бы мои на вас не глядели!..
Гицэ не успел увернуться – мельничиха сдернула с его плеча расшитый утиральник и под общий смех погнала его и остальных, стегая по чему попало. Пандуры бросились врассыпную, Штефан зазевался нырнуть под стол и тоже хлестко получил по загривку.
– Спасите! – верещал Гицэ, улепетывая по двору. – Да ты взбесилась, баба! – он бросился в ноги Анусе. – Ради господа Бога, защити от этой бешеной!..
Ануся, смеясь, вытянула руку.
– Прости его, тетка Станка! Ради праздника!
– Вот! – гордо провозгласила мельничиха. – Пусть прощенья просит и невесте кланяется! Ишь, козлина усатая, любовь ему подавай!
Раскланяться Гицэ и впрямь раскланялся, но выпрямляясь перед покрасневшей Анусей, озорно подмигнул столпившимся рядом девкам.
– Да уж, любовь мне подавай, только жениться – увольте! – и тут же спрятался Анусе за спину, потому что Станка грозно подняла утиральник.
Штефан фыркнул, привлекая всеобщее внимание.