Все же аура у отца мощная. Тяжелая. Не каждый выдержит.
— Что у вас с братьями? — вдруг спросил он, уже не глядя на меня, а перебирая бумаги на столе.
Удивленно вскинув брови, спокойно спросил:
— О чем вы, ваше Величество?
Император хмыкнул, снисходительно улыбнувшись:
— Вы, верно, думаете, что я слепец? Или же чего-то могу не знать? Особенно если это что-то касается моих сыновей.
Я неопределенно пожал плечами, делая вид, что все еще не понимаю, о чем речь.
— Ваши из без того напряженные отношения еще более накалились. Я хочу знать, в чем причина.
— Нет никакой напряженности, ваше Величество, — равнодушно возразил я. Еще чего не хватало: чтобы отец оказался в курсе той самой причины.
Император недоверчиво прищурился.
— За идиота меня держите? Сам не расскажешь, привлеку теней, — ровным тоном заявил император.
Прикрыл глаза, сдаваясь в этом неравном бою, понимая, что Лайдвиг в любом случае добьется своего, вкратце и не вдаваясь в подробности рассказал о возникших притязаниях на одну маленькую девочку.
Отец внимательно выслушал, никоим образом не выдавая своего мнения насчет моего пояснения.
— Понятно, — задумчиво сказал он, рассеянно перебирая пальцами чистые листы бумаги. — Что ж, вопросов больше нет. Можешь быть свободен, Никлаус.
Сдержанно кивнул, понимая, что ничего от отца не добьюсь, все свои думы он оставит пока при себе. Поклонившись, молча удалился, проклиная тот миг, когда сам вызвался идти в пасть к дракону, правда, еще немного ― и первым бы сдался Анхель. Однако, видя кислую мину братца, решил того пожалеть.
Жалость — наказуема.
***
Дэм
После нежного, чувственного сна с растерянной, но очень сладкой малышкой и последующего экстремального пробуждения, собрав себя в кучу и приняв контрастный душ, мы с братом переоделись в подготовленную согласно регламенту и случаю одежду. Узкие черные брюки, белую рубаху, расшитую по спине темно-зелеными нитями, и высокие, до колена, сапоги.
Заправляя края рубашки в штаны, я ехидно фыркнул своему отражению, вспомнив, как вчера вечером краем глаза видел бредущего в свой кабинет далеко не в благодушном настроении Клауса. Судя по ауре мрачности и поджатым губам, от отца досталось ему знатно. Я в некоторой степени испытывал сочувствие, но злорадства все же было больше. Поделом ему, это карма за то, что положил глаз на нашу женщину.
Закрепив на бедрах ножны, через отражение в зеркале кивнул вошедшему в покои Анхелю. Брат в ответ махнул бокалом с мутной жидкостью, по цвету похожей на укрепляющий настой.
— Похоже, впервые за всю нашу жизнь я собрался быстрее, чем ты, — ехидно заметил он, передавая мне бокал с остатками настоя.