- Что это?
- Сейчас узнаешь. Сядь, - маг кивнул, указывая на плоский камень перед собой.
Лита устроилась поудобней — камень был тёплым. Маг что-то прошептал, встряхнул банку, и… Порошок превратился в бабочек! С тихим шуршанием мотыльки хлопали тёмными крылышками, пока Мартиш аккуратно вытаскивал пробку.
- Не видишь, - пробормотал он, глядя Лите в глаза.
Бабочки вылетели на свободу, закружили над головой — затем несколько из них плавно опустились девушке на глаза.
- Не слышишь, - уши ведьмы облепили мотыльки, - Не говоришь, - выдохнул маг и они опустились на подрагивающие от волнения губы. — Расслабься. Дыши глубже. Скоро всё закончится.
Алый дым от кипящего зелья окутал мага и ведьму — два одиноких силуэта, выделявшихся на вершине скалы стали почти прозрачными, пока наконец не исчезли, растворившись в золотом свете нестерпимо яркой луны.
* * *
Они занимались каждый день, и время ритуала неумолимо приближалось. Банки с яркими, пылающими всеми цветами радуги мотыльками выстраивались на полках магической кладовой тёти Петт. Удивительная магия… Медитации с Эрлиным приводили к тому, что эмоции Литы в образе бабочек копились в закупоренном заклинаниями стекле — результат алого зелья, которое они создали на вершине скалы, под звёздами того странного места.
Придворный маг стал частым гостем в лесном домике ведьм. Тётя Петт привыкла к нему, угощала чаем. Старушка смирилась — ритуала не избежать, племянницу не уговорить всё бросить — не искать правды, не подвергать себя опасности. Лита думала, что тёте Румильде не стоит всего этого говорить, но она, как ни странно, восприняла происходящее с каким-то пугающим спокойствием. С одной стороны, Лите стало легче — не нужно больше врать и изворачиваться, с другой — тётушки словно погасли изнутри. Ведьмы постарели на глазах и почти всё время молчали, пожирая племянницу полными боли взглядами, словно прощались с ней навсегда.
Хотелось крикнуть: «Эй, вы чего? Я жива и умирать не собираюсь, надо бороться! Надо спешить! А как же мама и папа? Память о них? Хватит ныть и печалиться, мне-то каково, кто-нибудь подумал?!».
Но самое страшное было не это. Уж теперь почти не появлялся в доме — с утра до вечера пропадал в лесу. Лита переживала, конечно, но в результате их с Эрлиным колдовства все события воспринимались так... странно. Словно её обмотали толстым слоем пушистого мха, уши залили воском, лицо паутиной завесили. Она мало на что реагировала, всё время хотелось спать, еда стала пресной, запахи — едва уловимыми, и только от синих глаз мага всё ещё замирало в сладкой истоме сердце, но ведьма чувствовала — ещё немного, и даже это перестанет её волновать.