Она злилась. Снова пробовала и снова никак.
— Все, Магницкий! С меня хватит! Я же говорю, не мое это! — раздражённо всплеснула руками начинающая гонщица, — не хочу больше!
— Угу, — я флегматично хмыкнул и бесцеремонно положил руку ей на колено.
Даша подскочила от неожиданности, Я почувствовал, как она мелко задрожала, словно разряд по мышцам пробежал. Спрятал улыбку, но руку не убрал, радуясь тому, что нашел повод полапать эту недотрогу. Кожа у нее гладкая, как шелк…
— Еще раз!
— Егор!
— Даша, давай! Не выйдешь из машины, пока не провезешь меня до архива и обратно!
— До архива? — ужаснулась она, — это же на другом конце города!
— У нас вся ночь впереди. Погнали! — Я кивнул вперед, на дорогу, — Сцепление, передача, газ.
— Руку убери! — она попыталась скинуть мою пятерню со своего колена.
— Неа, — я лишь крепче сжал пальцы, — уберу, когда тронешься.
— А если не тронусь? — негодующе сдула прядь волос, упавшую на лицо.
— Значит, не уберу, — я улыбнулся от уха до уха, глядя на ее разрумяненную физиономию, — все логично.
— Егор!
— Ты тянешь время, чтобы я подольше к тебе прикасался??? — большой палец сделал круговое движение по коже, от чего она моментально покрылась мурашками.
— Нет, конечно! Я...
— Даш, поехали. Расслабься и следуй за моей рукой. Я давлю — ты давишь, я отпускаю — ты отпускаешь. Все просто.
С моей помощью ей, наконец, удалось тронуться с места:
— Я еду, я еду! — запищала она от восторга и улыбнулась мне счастливой улыбкой.
— Здорово. На дорогу смотри, а не на меня! — я нехотя убрал руку и опять вольготно устроился на сиденье. Чувствовал одновременно облегчение и разочарование. Ладонь полыхала. Жар, смешанный с легкой дрожью, поднимался все выше, расползалась по плечу, по груди, заставляя сердце сильнее биться, — руль держи.
Слушая мои указания, Даша сделала десяток кругов по парковке и начала успокаиваться, даже хихикала, когда говорил, что в ней пропал талант великого гонщика.
— Теперь выворачивай на дорогу.
— Может, не надо? — снова всполошилась она.
— Надо, Дашенька, надо. Ты сама хотела кататься, теперь поздно отступать.
Бедная моя машина… Как же она дергалась и чихала в неумелых Дашкиных руках… Прямо судороги раненого животного. В испуганном завывании мотора так и слышалось «спаси меня, Магницкий, спаси, не дай погибнуть позорной смертью».
Мы крались по ночным улицам со скоростью тридцать километров в час, останавливались у каждого светофора несмотря на то, что кроме нас на перекрестке не было ни одной машины. Даша пыхтела как паровоз, потными ручонками дергала рычаг передач и больше всего была похожа на маленькую, взъерошенную белку. На ее лице отражалось такое напряжение, что я даже испугался, как бы ее удар не хватил. Даже за коленки боялся ее хватать, хотя хотелось.