— Против ли я? — воспылал яростью сей человечище, а он харизматичный сукин сын! Меня от его воплей до костей пробрало, а крестьяне поспешили убраться от нас как можно дальше. — Ты делаешь противное богу, граф Пуэбло! Вмешиваешься в дела божьи! Врачевать надо не тела, а души, ибо тот, кто твёрд духом, может противостоять любым болезням!
— А я думал болезни от инфекций. От грязи, — издевался я, провоцируя его. — Руки там не помыли и яблоки съели после туалета. Или рану не обработали крепким вином, и от попавшей туда грязи воспаление пошло.
— Все болезни наши от грехов наших! — Кажется этот фрик реально верит во всю эту чушь. И медицина тут бессильна. Только спровадить его нафиг за границу графства, да со скандалом! А затем и ему подобными заняться. — За грехи ниспосланы нам болезни! — вещал он.
— Нет падре, — уверенно качал я головой, — болезни — от грязи. От микробов. Это проверенная информация. Но я соглашусь с тобой в том, — я старался говорить как можно громче, чтобы спрятавшиеся за всеми окрестными заборами селяне слышали, — что на всё воля божья. И сейчас господь послал рабу своему Педро спасение в лице вот этой вот лекарки, — указал на Анабель. — Может она спасёт его, может нет — вот тут будет уже бог решать. Но он дал ему шанс. А ты, морда священская, его этого шанса лишал!
— Да как ты смее… — попытался вякнуть этот артист, но на меня, дитя двадцать первого века, перевидашего всяческих шарлатанов и знающего, как работает актёрское искусство, это не действовало.
— Молчать! — рявкнул я, что даже мои отроки вжали головы в плечи. — Ты, сукин сын, хоть понимаешь, что сделал? Ты, собака такая, попытался лишить меня своей собственности! Убить принадлежащего мне человека! Или скажешь, это епархия приказала гнать от людей лекарей и не давать им лечиться? Ну, епархия издавала такой указ?
— Но… — Угадал, своеволие. Падре собрался что-то возражать, раскрыл было рот, видимо опять про грехи, но я не играю по их правилам. Снова не дав раскрыть рта, бегло, с пренебрежением, бросил:
— Сигизмунд, Бьёрн, арестуйте этого человека! По обвинению в предумышленном уничтожении графской собственности.
— Но… — повернул ошарашенную мордашку Бьёрн.
— Взять! — рявкнул я зло. — Он — убийца! Скольких МОИХ людей он убил, не дав им лечиться? В замок его, в темницу, приедет комиссия из епархии — будем его судить.
Сигизмунд двинулся первым, Бьёрн за ним. Падре пытался что-то вопить, стращая меня гневом господним, но после моего лёгкого одобряющего кивка на вопросительный взгляд, от удара Сигизмунда в живот заткнулся и закашлялся.