Маму начало беспокоить то, что я так много мечтаю и слишком много учусь. Как-то в субботу вечером она пришла и сказала, что сожжет все эти чертовы книги, если я немедленно не лягу спать. Моя мама удивительная женщина и всегда хотела для нас самого лучшего, но я был аномалией, по ее мнению, и она справлялась со мной, как умела. Я бесконечно благодарен ей за то, что она старалась помогать мне с уроками в меру своих сил и мирилась с моей замкнутостью, погружением в себя и добровольным затворничеством. С уроками мне помогала и старшая сестра Фрэнсис, которая работала школьной учительницей. Как бы осторожно она ни поднималась по лестнице, возвращаясь с работы, я всегда ловил ее там. Когда я видел чудесные вещи, которые она делала со своими учениками и о которых я не имел ни малейшего представления во время обучения в начальной школе, мне становилось грустно. Я оплакивал потерянные годы. Но что было, то прошло.
Хочу поблагодарить брата и других сестер за ту помощь. которую они мне всегда оказывали. У Джона золотые руки и острый ум. он может построить что угодно, будь то что-то стационарное или механическое: дом. машину, трактор. (А я даже полку прибить или дверь навесить не способен. Если то. что нужно починить, не лает, не мяукает и не истекает кровью, я совершенно беспомощен. Обращаться я умею только с хирургическими инструментами. Впрочем, однажды мне пришлось наложить хирургические нейлоновые швы на свой порванный кейс — и они держатся вот уже десять лет!) Джон всегда пробуждал во мне творческое начало. Если бы у меня была хотя бы половина его мастерства и физической силы, вероятно. я мог бы оперировать любое животное мира.
Мэри всегда присматривала за мной, словно мать. Она нянчила меня еще младенцем, и я знаю, что ее особая любовь ко мне неистребима. Грейс и Жозефина тоже помогали мне на протяжении всей моей жизни — и тогда, и сейчас. Им не повезло: одна была на два года старше меня, другая — на два года младше, и на их плечи легла основная тяжесть работы на ферме, когда они по выходным возвращались домой из интерната, а я запирался в своей комнате и грыз гранит науки. Мне искренне жаль, что так вышло, но. справедливости ради, хочу заметить, что летом овцеводством мы все занимались наравне. Овец нужно было пасти, загонять, дезинфицировать, стесывать им копыта, перебирать шерсть после стрижки, очищать их кожу от паразитов, удаляя плотоядных личинок. Это была самая неприятная работа. Нужно было добавить дезинфицирующее средство в ведро с водой, взбить пену, вылить мыльную воду на овцу, а потом растирать шерсть, кишащую личинками, пока все они не смоются. Раны от личинок начинали кровоточить — часто они были довольно глубокими. Поэтому мы втирали в зараженный участок кожи отработанное масло из двигателя трактора, чтобы уменьшить зуд и чтобы мухи не могли снова отложить яйца в открытую рану. Это была ужасная, неблагодарная и тошнотворная работа.