Она не стала дожидаться лифта, побежала по лестнице, не боясь, что может навернуться, голову разбить на скользком кафельном полу, а он только об этом и думал сейчас, автоматически отсекая мысли о самом страшном, неминуемом… Все его нутро сейчас скрутило в такой узел боли и щемящей жалости к его бабочке, словно это не он только что был пойман с поличным… Словно это он был ею… Словно это он сам смотрел на себя ее глазами…
Идиот… Идиот… Какой же он все– таки идиот конченый… так спалиться… так лажануться на пустом месте… а главное из– за чего и ради чего… Кому он что хотел доказать этим ненужным перепихоном с Асмахан… Его природный эгоист понял, что восторженный трепет его бывшей был вовсе ему и не нужен еще месяц назад, еще в первый их спланированный ею рандеву, но он зачем– то продолжал с ней время от времени видеться, особенно в те дни, когда Оксана была совсем отстраненной и аморфной, когда вместо человеческой ласки натыкался на ее холод… Странной она все– таки была… Он так и не понял эту девочку до конца… Как можно было так гореть в его руках, когда они сливались воедино, как можно было так жечь всех одним своим видом во время танца и так остывать в реале, при соприкосновении с обычной жизнью… Она постоянно крыла все его блок– схемы, стоило только наслаждению разлиться по венам, насытив тело, и хотелось уже насыщения и для мозга… Нежностью, чувствами, пониманием… Простым семейным теплом быта, о каком мечтал всегда… Какой загадывал себе, когда думал о любви своей жизни… Но там его всегда ждали сугробы… Высокие, холодные, безнадежные…
Догнал, наконец, прижал к стене. Оба дышат тяжело. Она сильно жмурится. Не смотрит на него.
«– Открой глаза», – говорит сипло, сам не узнавая свой голос, – пожалуйста, только посмотри на меня…
– Зачем…– шепчет она, еще сильнее зажмуриваясь.
– Прошу тебя, бабочка моя… Ты не так все поняла… Оксана… Только посмотри на меня…
Он знал, почему ему сейчас было жизненно важно заглянуть в ее глаза… Он отчаянно этого боялся, но и отчаянно требовал, как, обычно, люди нетерпеливо ждут результатов анализов, определяющих наличие или отсутствие у них смертельной болезни… Это всегда игра в черное– белое, в одном случае– это освобождение, в другом– приговор…
Она все– таки разомкнула веки с пышными ресницами, которые он так любил целовать в минуты их близости, щекоча свои губы. Посмотрела на него. И он отшатнулся. Потому что там был все– таки приговор…
Оксана смотрела на него так же, как в тот самый день, когда он изнасиловал ее… Он помнил этот взгляд, навсегда запомнил… Отвязывает веревки на руках, ее тело безвольно опадает, совершенно ее не слушаясь, и только эти два изумруда прожигают его ненавистью и желанием бороться… Он снова и снова проживал тот момент, горя в агонии…