Он улыбнулся… Не только губами, но и глазами. И это была улыбка гордости…
– Люльти…– взял ее руку, поцеловал горячо, а потом показал кивком головы, куда следует смотреть.
Амаль обернулась и увидела, как в небе над ними рассыпались миллионы огней фейерверков, а на здании Бурдж Халифа высветилась подпись: «Аравийская жемчужина».
Улыбнулась смущенно. Отвела глаза…
– Ну зачем так, Фахд… Меня немного смущает эта публичность…
– Ты ведь сама хотела публичности, Люльти… Сама хотела, чтобы весь мир знал о моих чувствах… Вот, теперь знает… К тому же, у любимых жен шейхов всегда бывают вторые имена, аллегоричные… Поэтичные… Мой брат Нур называет свою жену Златовласка… а ты… ты будешь моей Аравийской жемчужиной…
– Ты все больше напоминаешь мне Имру аль– Кейса, Фаххуд (араб. – уменьшительно– ласкательный вариант мужского имени).
Фахд удивленно приподнял бровь.
– Ты знаешь, кто это?
– Ну, когда твой жених днем и ночью строчит стихи, я просто обязана знать, откуда в его крови это наследие… И скажу честно, твои стихи ничем не уступают… Да и по морально– нравственным качествам он был тот еще… красавец…
Фахд усмехнулся, задумавшись…
– Пророк Мухаммад признавал его чудесные поэтические таланты, будучи сам поэтом… Но при этом сказал, что Имру аль– Кейс станет вождем отряда поэтов, идущих в Ад в Судный день…
– Еще бы… Сначала соблазнить одну из жен или наложниц отца… Потом странствовать по миру, то и дело попадая в любовные приключения и транжиря состояние постоянными загулами… Прибыть в Константинополь, заручиться доверием и любовью императора, чтобы… впасть в его немилость из– за совращения дочери… Аморальный тип, ничего не скажешь…
– Но согласись, до безумия очаровательный, – подмигнул Фахд, – на самом деле, все эти факты его жизни– домыслы и легенды… тебе стоит читать такие вещи между строк, и отдавать ему должное… Он восхитительный поэт… Царь поэтов доисламской эпохи… Обожаю его…
«Если б ты захотел, то забыл бы ее», – мне сказали.
«Ваша правда, но я не хочу, – я ответил в печали.
– Да и как мне хотеть, если сердце мучительно бьется,
А привязано к ней, как ведерко к веревке колодца,
Фахд читал на память эти строки, с улыбкой смотря на нее, и никак не ожидал, что Амаль тут же их подхватила, продолжив… При том, не на современном, адаптированном арабском, а на древнеаравийском диалекте:
«Ты спросил: «Кто она? Иль живет она в крае безвестном?
– Я ответил: «Заря, чья обитель – на своде небесном».
Мне сказали: «Пойми, что влюбиться в зарю – безрассудно».
Я ответил: «Таков мой удел, оттого мне и трудно…»