Мы невзлюбили друг друга с пол-оборота… А может быть, не мы, а только я. Слишком уж разными мы были. Про таких как я говорили: «красавица, спортсменка, комсомолка». Последнее успешно заменялось должностью старосты и профорга. Не то чтобы я прям кичилась этим, но это было частью моей неспокойной натуры — быть везде. Лекции, семинары, практика, собрания, мероприятия. Всё должно было быть чётко, вовремя и по правилам. Я сама так жила и от других ждала того же. Нужно ли говорить, что Евич был последним, кто мог вписаться в эту концепцию? Раздолбай, лоботряс, лентяй, балагур… Да кто угодно. Только не добропорядочный студент одного из престижнейших ВУЗов страны. Этим он и покорял людей: своей неформатностью и неформальностью. Этакий возмутитель спокойствия.
Он был не дурак, совсем не дурак, но предпочитал пользоваться своими мозгами только в самых отчаянных моментах, что просто убивало меня. Что давалось Сонечке потом и кровью, часами работы и зубрёжки, Макар брал с одного раза, стоило ему улыбнуться в нужном месте и пустить в дело хотя бы толику своей харизмы.
Мы провоевали почти весь год. Я как староста сдавала его направо и налево (хотя обычно старалась стоять за своих одногруппников горой), педантично отмечая в журнале каждый его прогул и косяк.
А он звал меня заучкой и ботанидзе, через раз комментируя то меня, то мою внешность, что почти всегда вызывало приступ неконтролируемого хохота у всех присутствующих.
Детские игры, знаю. Но сколько раз я приходила домой зарёванная, после очередной его подколки. Но от слёз легче не становилось. У моих родителей была чёткая позиция, что их дочь должна быть лучше всех.
— Софья Стычника, не может себе позволить рыдать из-за кого-то плебея, — морщился отец, наблюдая мои страдания. А мама стояла в стороне и с привычным неодобрением поджимала губы.
Поэтому на следующий день наша война всегда начиналась вновь.
Всё изменилось в последний день лета, перед самым началом четвертого курса. Стояла ужасная жара, и мы всей группой отправились за город провожать каникулы.
Гуляли на берегу местной реки. Ребята пили, шумели, купались. А я сидела на краю деревянной пристани, обняв колени. Веселиться так, как они я не умела, но где-то внутри себя, мне нравилось ощущать себя частью большой компании.
Кто-то из пацанов будучи прилично пьяным, решил подшутить надо мной, столкнув меня в воду. И, наверное, это было бы смешно, если бы я умела плавать. Но я не умела, и, захлебываясь речной водой, от которой жгло лёгкие, я пошла ко дну. Спас меня Макар. Нырнул, вытащил, помог доплыть до берега. А потом ещё наорал на неслучившегося шутника и разогнал всю толпу, собравшуюся вокруг. Меня бил озноб, несмотря на жару и палящее солнце. Он вернулся быстро, с пледом в руках и бутылкой чего-то алкогольного.