Принимаю истинный облик, забрасываю Алису на спину и взмахиваю крыльями. Драконы умеют летать. А ты, девочка, нет. Я шепчу на древнем драконьем языке, который Алиса не понимает:
– Не разбейся, моя девочка!
Что это было? Невероятный полет над чужим и прекрасным миром. Его дыхание, его слова:
– А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что тебе все равно. Что тебе наплевать. Ну скажи мне это!
Почему я смолчала? Почему не сказала ему, что мне наплевать на него? Словно чья-то огромная рука сжала горло. Я ведь люблю Азара. Но губы не смогли это выговорить. Страх? Нет, дракон дал слово чести меня не трогать. А к чести в этом зафеяченном мире относятся так же трепетно, как в моем мире к деньгам. Так почему?
Мы вернулись в кабинет и я бессильно упала в кресло. Ноги мелко дрожат – ужасно боюсь высоты. Но с ним полетела бы еще раз. Никогда в жизни не чувствовала себя так спокойно и надежно. Какой бред я несу! Как вообще такое может быть: одновременно бояться и в то же время чувствовать себя так спокойно в чужих руках? Если хватку драконьих челюстей вообще можно считать руками.
Не спрашивая разрешения, я встала, взяла со стола ректора тяжелый бокал, вырезанный из цельного кристалла, очень похожего на дымчатый топаз, и налила себе воды из графина. Горал молча сидел на столе и буравил меня взглядом. Из-за его спины снова выпорхнула химера-ревность и хищно клацнула зубами. Да когда же его отпустит-то? Вот бешеный мужик!
И вдруг из браслета Горала вылез василиск и зашипел:
– Зачем страдать, владыка? Возьми ее! Прямо здесь и сейчас! Никто не узнает, а если и узнает, то кому до этого дело? Ты – ректор. Ты – почти Судьба! Тебе все можно!
Ах, вот кто его накручивает! Ах ты ж змеюка пернатая!
– Она подглядывала за студентами, и ей это нравилось, – в унисон с фамильяром забубнила химера-ревность в ухо Горалу. – Она с ними мысленно спала. С красивыми, молодыми, полуголыми мужиками. Хочешь, я покажу тебе, как это было?
Вот скотина! Когда это такое было? Брехло страхолюдное! Чтоб тебе все три хари перекосило! Я опустила глаза, чтобы скрыть чувства. Горал не должен догадаться, что я вижу всё, что с ним происходит.
– А тебя она к себе не подпускает! Корчит невинность, чтобы цену набить. А с другими… – тут химера взмахнула лапой и в воздухе развернулся плоский экран.
А на нем – ушатай меня, Китай! – была я в окружении полуголых фатумов. Они терлись об меня, трогали за грудь, а я закатывала глаза от наслаждения. Вранье! Я едва не выкрикнула это вслух. И тут один из фатумов резко развернул меня к себе, задрал мою ногу на свое бедро, и завозился с гульфиком, расстегивая его.