— Знаешь.
— Ни хрена я не знаю!
Я вздрагиваю от его резкого тона, а затем чувствую, как он крепче обнимает меня.
— Прости.
— Все нормально, — говорю тихо. Но это не так. Утром я поговорю с Клайвом.
— Моя прекрасная леди очень устала, — шепчет он. — Закажем что-нибудь? — Он прикусывает мне мочку уха, проводя подошвами по моим голеням.
— У тебя полный холодильник еды, это расточительство.
— Ты что, собираешься готовить? — спрашивает он.
Нет, у меня нет сил, но я отмечаю, что сам он свою помощь не предлагает. С другой стороны, он открыто признал, что готовка — одна из немногих вещей, с которыми он дерьмово справляется. Как там он сказал? Ах, да… «я не могу быть великолепен во всем». И говорил он на полном серьезе, вот ведь высокомерная задница.
— Заказывай. Я согласна.
Он шевелится подо мной.
— Пойду сделаю заказ, а ты вымой голову.
Он вылезает из воды и оставляет меня одну в огромной ванной. Наблюдаю, как он, — мокрый и обнаженный, — выходит из ванной комнаты и через несколько минут возвращается с женским шампунем и кондиционером. Я бесконечно ему благодарна. С моими бедными волосами в последнее время слишком и так часто обходились плохо. Он улыбается мне и наклоняется, чтобы поцеловать в лоб.
— Надень кружево.
Он исчезает из ванной, а я плюхаюсь обратно в воду, на некоторое время закрываю глаза и наслаждаюсь тишиной и мирной обстановкой колоссальной хозяйской ванной комнаты «Луссо». И как только я здесь оказалась?
Потягиваюсь в постели и сразу же замечаю отсутствие Джесси. Приподнявшись на локтях, вижу, что он, склонившись, сидит на кушетке.
Ох, нет!
Укладываюсь обратно так тихо, как только могу, и закрываю глаза. Он, возможно, не заметит, что я проснулась — если мне повезет. Через несколько мгновений тишины чувствую, как кровать прогибается, но держу глаза крепко закрытыми, молча умоляя оставить меня в покое.
Проходит целая вечность моего притворства спящей, а он так и не дотрагивается до меня, поэтому я осторожно открываю глаза и встречаюсь с восхитительным взглядом зеленых глаз. Очень громко простонав, наблюдаю, как подобие легкой улыбки трогает его губы. Переворачиваюсь на живот и накрываю голову подушкой, затем слышу его смех, подушку срывают с моей головы, и меня переворачивают на спину.
— Доброе утро, — воркует он, и я морщусь в отвращении от его радостного, предрассветного счастья.
— Пожалуйста, не заставляй меня, — умоляю, делая самое серьезное лицо.
— Вставай.
Здоровой рукой он хватает меня за руку и заставляет сесть. Издаю наигранный стон отвращения к его идее начать день, а затем почти плачу, когда он вручает мне свежевыстиранную форму для бега, которую он так великодушно мне купил.