— Рыба!
Это было первое русское слово, сказанное в этом мире аборигенами.
— Рыба. Тырф. Есть, — сказал я, повторив слова, которые я говорил Сроку.
Тырф не позволил себя уговаривать. Вытащив свою добычу, он прямо в воде впился в неё зубами.
Сытые и довольные, мы возвращались вечером с богатой добычей. После обеда и сонного часа, я растолкал подопечных и заставил их охотиться, чего они делать никак не хотели. Получив по паре затрещин, они неохотно пошли в лагуну, где муть уже осела и заплыли новые жертвы.
Однако, когда Срок насадил на копьё свою первую в жизни законно добытую рыбину, азарт охоты захватил даже ленивого, как я понимал, Тырфа. До вечера Срок добыл ещё две, а Тырф — три. Тырф имел вид праздничного самовара.
Он насадил на бамбук свою добычу отдельно и нёс её горделиво, хотя, ему явно это было неудобно, так как приходилось нести ещё и толстый «кукан», на котором болталась наша общая добыча, связанная рыбьей кожей попарно за хвосты, в количестве двенадцати тушек, каждая килограмм по десять.
Лагерь нас встретил «гуканьем» и рёвом. Даже вождь приветливо помахал нам рукой со сжатой в кулаке дубиной.
Тырф свою добычу передал вождю персонально и получил от него дружеское постукивание рукой по спине.
В племени было всего около восьмидесяти особей, из них — сорок семь взрослых и восемнадцать грудничков. Остальные — в разной степени юношества и детства.
В одной из взятых нами с собой корзин было две шкуры птицы «Рух», а в другой: ножи, острия, арбалет и дротики.
Когда я достал шкуру и расстелил её перед вождём, он даже слегка отпрянул от неё. Я раскинул руки, покачал ими, словно лечу, и показал на небо.
— Кли? — Спросил вождь.
— Кли, — согласился я, вспомнив, как кричали эти птицы, пытаясь меня убить.
— Урф? — Спросил вождь.
— Урф, — скромно сказал я, потупив глаза, и получив одобрительный удар кулаком в плечо.
Моя другая рука непроизвольно дёрнулась, выбросив кулак, но до цели не достала. Руки ещё был коротки. Однако вождь посмотрел на меня с интересом и стукнул кулаком в плечо ещё раз, но послабее. Я стоял, глядя исподлобья на вождя.
Тот оставил игру в «гляделки», потрогал ступнёй мягкий пух и зафыркал от удовольствия. Эффект от щекочущих подошву пёрышек был непередаваемо приятным и мне знаком. Я улыбнулся. Вождь прошёлся по пуховому ковру и резко завалился на него телом.
И тут я увидел, как один из «приближённых» достал из корзины другую шкуру и, с понятной целью прижав её к своей груди, потихоньку отходит в сторону. Не подумав о последствиях, я, схватив воткнутое в землю копьё, подпрыгнул, резко приблизившись к нему, и всадил остриё копья ему в ступню, пригвоздив её к земле.