Привязанность.
Я испытывал ее лишь однажды, и именно тогда горько поплатился за свою доверчивость, поклявшись небесам найти и уничтожить Альбу Тарн! А сейчас целовал ее руки и готов был принести новую клятву — беречь ее, чего бы мне это ни стоило.
Глупая птичка, вывернувшая меня наизнанку.
— Господин, я принесла еду.
— Оставь и убирайся, — бросил не глядя, прижимая женскую ладонь к своей щеке.
Искал тепло. Пытался поймать его неуловимый след, борясь с диким желанием зарыться в ее темные волосы и утонуть, погребенным под их нежным запахом.
Должен был убить ее. Уничтожить собственную слабость, но не мог.
Обманчивое чувство, что доступное под удар тело делало меня только сильнее, било в голову, стучало в висках как трепыхающаяся пташка.
Моя слабость. Мое проклятие. Моя сила и награда.
— Ты должна поспать.
— Нет, не должна, — прошептала осипшим голосом, погладив подушечкам пальцев мое лицо.
— Я тебе приказываю.
— Я рискну ослушаться, мой господин.
Не сдержался.
Приподнял ее, подхватив под лопатками, и усадил, придерживая руками, как цепями.
Слабо качнувшись, уткнулась лбом мне в щеку и закрыла глаза. Неровное дыхание говорило, что на языке моей царицы крутится тысяча слов, но сил произнести их вслух нет. Потерлась о меня, как ласковый котенок, и замерла, нежными ладонями ища тепла.
Беззащитная. Хрупкая. Ранимая.
Но моя.
Моя царица.
Единственное, в чем Альба была права — я сам усадил ее на трон. Сам провозгласил своей женой, своей единственной. И все, что я сейчас должен был сделать — принять факт того, что она мне небезразлична. Не тень, снующая где-то поблизости, не простушка, обязанная делиться телом, а женщина, отдавшая свою душу в мои руки.
— Я… Спасибо. Я запомнила.
— Не благодари. Он должен был умереть, и не имеет значения, от чьей руки.
— Нет, — слабо качнула головой. — Имеет. И спасибо я говорю за то, что сделал это. За меня.
— Альба.
— Нет, молчи, — оторвав свое лицо от меня, подняла голову, вновь пронзая своим синим, как море, взглядом. — Не говори ничего. Не сейчас.
— А что сейчас?
— Когда… Когда я так хочу быть с тобой.
Сказала!
Она сказала это! Признала! Боги!
Эта невинная, созданная богами душа посмела признаться мне в своих чувствах! Ошпаривая, заставляя поперхнуться собственным языком!
В этом было гораздо больше смысла, чем слов. Признание. Рок. Проклятие и молитва.
В груди захрустели ребра. В висках застучало раскаленными молоточками. Дыхание сперло и обожгло.
— Вардан.
— Что?
— Мое имя. Мое имя Вардан Сортэн. Отныне зови меня так.
— Как можно чаще, — прошептала Ворона, потянувшись вперед.