Не повышай на меня голос, птичка (Рейн) - страница 15

Сукин ты сын, Хаджиев.

Глава 7. Абсурд


Пальцем подцепляет край ажурной ткани, нагло касаясь самих складок. Вздрагиваю, как от удара током. В сиденье вжимаюсь, мечтая слиться с кожаной обивкой воедино.

А ему наплевать. Долбаный извращенец.

По-прежнему не смотрит на меня, увлеченный собеседником по телефону. Словно робот, а происходящее его никак не трогает.

Чего нельзя сказать обо мне.

Кусаю губы, не позволяя сорваться жалобному стону. Прошу. Умоляю свое тело заткнуться и не реагировать. Но как? Он ведь даже не замечает моих внутренних стенаний. Руководит мной, как пальцем по глобусу. Куда тыкнет, там кожа плавится. Обводит призрачным пунктиром эрогенные зоны, о которых знает только он.

Мужские пальцы уже хлюпают по влажным складкам, добавляя к гребаному возбуждению чувства стыда и неловкости. Теку как последняя шлюха. Ненавижу. И себя и его. Его — за все. Себя за то, что становлюсь податливой в руках Хаджиева подобно куску сахарной ваты.

В отличие от Марата, который все такой же бесчувственный, как шквал ледяного ветра. Вот только он не тушит, а сильнее распаляет внутри меня жалящее пламя. Вышибает в параллельную реальность. И в тоже время соединяет нас невидимой цепью, провоцируя выброс окситоцина в кровь. Абсурд.

Поглаживает, с жадностью размазывая влагу возбуждения. Уничтожает любую возможность противится этой сладкой пытки. Парализует. Заставляет гореть и жадно хватать ртом воздух. Адское пекло добирается до мозга и камнем падает вниз живота, наполняя меня болезненной тяжестью. Стирает все протесты. Опьяняет и одновременно отрезвляет, сменяя ласку на грубые фрикции. Демонстрируя свою власть надо мной. Оставляя только одно правило — подчиниться, раздвинув ноги пошире.

Даже не хочу представлять, как я выгляжу с его рукой между ног. А поймав несколько брошенных взглядов водителя в зеркале заднего вида, чувствую как становлюсь позорно красного цвета.

Зато на лице Хаджиева нет и намека на желание или напряжение. И тем более смущение.

Будь он проклят.

А когда он проскальзывает пальцем вглубь, с губ непроизвольно срывается стон.

Мерзавец!

Самообладание терпит полный крах и я впиваюсь в его жилистую руку ногтями. Будь моя воля, я бы кожу с него содрала.

— Марат! — шиплю как дикая кошка. — Прекрати! — изо всех сил стараюсь избавиться от его наглой конечности. Вот только толку от этого? — Прошу… только не сейчас.

Хаджиев демонстрирует своё недовольство, сжав мое сокровенное местечко в мощной хватке. Настолько мощной, что искры из глаз. Но подобная грубость лишь обостряет восприятие и без того заведенного тела.