Впрочем, нечего тут представлять. Подумаешь — с девчонкой поругался. В конце концов, я принц. Имею право знать правду. Да и не ругался я особо. Просто потребовал, чтобы она рассказала — из какого мира к нам прибыла. С какой целью. Что собирается предпринять.
Да, в ее сказку я не поверил. С какой бы стати самые обычные девчонки по мирам мотались? Быть такого не может, значит, она лжет. Значит, есть, что утаивать. Когда это удар по голове каким-то штанкетом становился причиной перехода в другой мир? Я лично ничего глупее не слышал, а значит, и быть подобного просто не могло.
Нет, сегодня что — надо мной все издеваться будут? В том числе и собственная магия? Вода-то почему в ванне не нагревается?! Мне что — даже ванну не принять?! В ледяной воде пусть стоики моются, им уже все равно, они ко всему привычные. А я эльф. Принц к тому же!
Тьфу! Хотел подогреть — в результате вскипятил! Теперь остудить не получается.
Ну, и пожалуйста! Лягу спать грязным. Все равно не мне же белье стирать.
Раз нянюшка взяла девчонку под свое крыло — пусть и обучит ее. Пусть она горничной станет. Нет, ну а что? Раз она не эльфийка, значит, благородных кровей не имеет. Значит, пусть отрабатывает затраты на свое содержание. Оййй, что ж все такое холодное?! И пол, и постель. И камин никак не растапливается.
Не буду дядюшку звать. Сейчас в одеяло укутаюсь, с головой. И надышу. Надо только полог опустить, он шерстяной, плотный. Буду в кровати, как в домике.
Все. Сплю.
*** *** ***
Спал я плохо. Потому что в моем сне была девчонка. Одетая в странные облегающие черные штаны и белоснежное нечто, оставляющее плечи и руки обнаженными. И это нечто, скрывая тело, показывало гораздо больше, чем допустимо этикетом и правилами приличия.
А еще в моем сне звучала музыка. Странная, построенная на упорном повторении одной и той же мелодии. Я точно знаю — такой музыки у нас нет. У нас музыка совершенно другая, плавная, нежная, зовущая отдаться на волю ветров. Лететь на их крыльях.
Эта мелодия, бесконечно повторяясь и повторяясь, постепенно нарастала, принимая в себя звучание все новых и новых инструментов, названия которых мне были совершенно неизвестны. И она была бы даже приятна слуху, если б не постоянный голос барабана, задающего и отбивающего ритм. А еще она, эта музыка, будила что-то в самой глубине души, вытаскивая со дна ее то, чему у меня не было названия. Она становилась все громче и громче, и вместе с тем сдержаннее.
И от этого хотелось вскочить, кувыркнуться в воздухе, скрестить с кем-то шпаги, взорваться, наконец, бешеной страстью, сжав в обьятиях легкое гибкое тело, которое в моем сне все изгибалось под эту музыку — дикую и одновременно прекрасную….