Прошло ещё несколько часов. Первый всё также одиноко сидел в кресле. Сил не оставалось. Проблема извлечения доноров с каждым мгновением угрожающе перевоплощалась в неразрешимую. А это несло не только опасность прекращения роста числа новых клонов. Проблема была куда глубже. Перспектива удачного проведения завтрашней процедуры слияния рушилась как карточный домик. Передача клонам отрицательных эмоций была равносильна заражению смертельным вирусом. Первый это отлично понимал, но был бессилен. И осознание собственной беспомощности ещё сильнее вгоняло в тоску.
Неожиданно раздался тихий стук в дверь. Первый с трудом промямлил:
— Да…
На пороге показался Восьмой. Он медленно пригладил непослушный ёжик седых волос, сделал короткий кивок и негромко проговорил:
— Первый, есть новые сведения.
Первый молчал. Восьмой потоптался несколько секунд и продолжил:
— Мы пытались взломать блокировку. Но, к сожалению, получилось только хуже.
— Хуже? — Первый повернул голову и отрешённо посмотрел куда-то сквозь вошедшего.
— В доменах некоторых камер это сказалось на виртуальных хронопотоках.
— И что?
— Последствия пока трудно прогнозируемы. Но в любом случае, надо как можно быстрее извлечь биоматериал.
— Ну, что ж… Ты принёс просто отличные новости! — саркастично воскликнул Первый, — Ты думал мне отрицательных эмоций мало?
— Простите, но это ещё не всё.
— Как?
— При изучении документации криоцентра мы обнаружили архивные файлы, которых не было в официальном реестре. Из них следует, что мы ничего не знали о замороженных первого яруса.
— Что за бред?! На первом ярусе нет криокамер! Я руковожу центром уже сорок лет.
— Есть. Судя по записям, это были первые экспериментальные заморозки. Которые проводились ещё без подключения криокамер к пси-доменам.
— Восьмой, прости меня, — Первый уронил голову на грудь, — Я не думал, что эта беда так ударит по тебе. Вон как ты поглупел. Прости! Я должен был сберечь хотя бы образцовые копии, но…
— Не беспокойтесь, Первый. Я не слетел с катушек. Я отлично помню, что опыты по разморозке пациентов конца двадцатого и начала двадцать первого века провалились. И тому причиной было неверное понимание криопроцессов.
— Именно, — Первый горько усмехнулся, — Замороженное тело с длительной дисфункцией сознания не подлежит разморозке.
— Но это не касается тех, кто был заморожен без тела.
Первый поначалу решил, что ослышался. Но затем быстро сообразил, что психика Восьмого уже дала заметную слабину. “Чёрт! А ведь я даже не проводил слияние. Чувствительность эталонов оказалась куда выше…” Но поток черных мыслей был настойчиво прерван Восьмым.