Это та сторона Коула, которую он никому не позволяет видеть. Та сторона, где он готов закончить жизнь, пока он улыбается.
Он лезет в ящик у кровати и достаёт несколько верёвок. Мои глаза расширяются. Позволяет ли Ронан ему держать такие вещи в своём доме?
— Она или ты?
Я вздёргиваю подбородок.
— Она, должно быть, уже ушла.
— Она вернётся с простым сообщением. Что это будет, Сильвер?
— Ты трахаешь их после того, как связываешь?
В конце мой голос дрожит, и я ненавижу себя за это. Я ненавижу себя за то, что задаю вопрос, который мучил меня с того самого дня, как я увидела ту фотографию в его телефоне.
Он приподнимает бровь.
— Ты сможешь узнать это после того, как я свяжу тебя.
— Нет.
— Нет?
— Ты не можешь трахнуть меня. Ты можешь просто смотреть на меня и желать, чтобы я была у тебя, но ты не можешь трахнуть меня.
Я не буду одной из его других. Я буду собой. Ту, которую он не может иметь, как бы сильно он этого ни хотел.
— Я с этим не согласен. — Коул подходит ко мне.
— Это моя сделка или никакой сделки.
— Ты пожалеешь об этом, Бабочка.
— Это мы еще посмотрим.
— Сними платье, — приказывает он.
— Ты не будешь трахать меня, так что нет.
Он прищуривается, но быстро скрывает это.
— Очень хорошо, Сильвер. Давай сделаем это, по-твоему.
Да, по-моему.
Сила гудит во мне, как кайф. Я лежу на кровати, и, хотя я чувствую чувство контроля, я не могу отделаться от мысли, что это фальшивка.
Нет, я все контролирую. Мы делаем это, по-моему.
Коул раздвигает мои ноги и привязывает их к столбикам кровати. Ощущение его пальцев на моей коже подобно лаве. Верёвки впиваются в мою кожу, поэтому я проверяю их, шевеля пальцами ног; они сжимаются вокруг моей плоти. Он движется к моим рукам, и когда я распростёрта, я понимаю, какую ошибку совершила.
Я оставила себя под его контролем, где он может отменить ставки. Где он может решить никогда не развязывать меня.
Стараясь не волноваться, я говорю своим самым спокойным тоном.
— И что теперь?
— Я еще не закончил.
Он роется в ящике и достаёт кляп с шариком и повязку на глаза. Я сглатываю, а затем притворяюсь, что мысль о потере всех чувств не пугает меня до чёртиков.
— Ты хочешь, чтобы я остановился на этом, похлопал тебя по спине и отпустил?
Он спрашивает тем же насмешливым тоном, которым обычно спрашивает, трусиха ли я. Он говорит это без слов.
— Я не из тех, кто сдаётся. — Говорю я.
Улыбка изгибает его губы, когда он оборачивает кляп вокруг моего рта и завязывает его за моей головой, которую он опускает на подушку. Почти мгновенно на резине образуется слюна, сколько бы я ни пытался проглотить.