— Опаздываем, — шутливо погрозил мне пальцем Лёха, — мы уже по пивку приговорили.
— А как же банька? — спросил я. Рассчитывая на помывку, я прихватил с собой полотенце, халат и новые трусы.
— Баньку уж час как скутали, можно идти.
— Ну так пойдём.
Я не любитель парной и причины этого уже объяснял, но Лёхина баня меня порадовала: светлая, просторная, с высоким кутником, с деревянными ушатами на лавочках — полное раздолье лубочных картинок. Квасу только не хватает, но и здесь Лёха не пожадничал и плеснул на каменку ковш пива. Мутное облако поднялось под потолок, пахнуло хлебом и солодом, защипало уши; лицо и плечи покрылись испариной. Галыш замочил в ушате веничек и к запаху хлеба примешался стойкий запах свежего берёзового листа.
Парились мы часа два, перемежая парилку с бассейном и холодным пивом. Под конец, кто в халатах, кто в простынях, уселись в беседке. Серёня разлил по рюмкам водочки, Люська подала шашлык на шампурах — горячий, ароматный — и вместе с нами села за стол.
После бани, водки и хорошей закуски меня разморило. Я облокотился о стол, положил подбородок на ладони, прикрыл глаза. Лёха о чём-то спросил, я кивнул невпопад. Люська быстренько заварила чаю, добавила какой-то травы, поставила передо мной.
— Пей! — почти приказала.
Я выпил — ничего так, вкусно. Сонливость ушла; я приободрился, даже улыбнулся, только в голове немножечко шумело от водки.
Галыш рассказал анекдот — глупый, наивный, но все засмеялись, я тоже. Серёня снова наполнил рюмки, Лёха предложил тост за Люську, мы поддержали. Потом выпили за пятницу, за армейский автобат. Я хотел предложить тост за пожарную охрану, но постеснялся, побоялся, что неправильно поймут.
— А ты чего из города уехал? — спросил вдруг Лёха.
Вчера мне уже задавали этот вопрос. Лёха, конечно, не Геннадий Григорьевич и уж тем более не Мария Александровна, но ответа он ждал с не меньшим интересом, поэтому я, как и вчера, озвучил основную версию.
— Пенсия маленькая, прожить сложно. А здесь дешевле. И дом тётка оставила.
— Так нашёл бы работу. Пенсия да зарплата, плохо что ли?
— Да ладно, Лёш. Мне уж на пятый десяток перевалило. Кем тут работать? Охранником разве что или грузчиком.
— Дворником можно, — подсказал Галыш.
— Можно дворником, — согласился я. — Двадцать лет пожары тушил, в таком дерьме побывал — не во всяком сне приснится…
В душе начала зарождаться обида — колючая, капризная. Я хотел отмахнуться от неё, но усиленная водкой, она заклокотала кипятком и через горло полезла наружу. Я придвинулся к Галышу вплотную и зашипел:
— Ты вообще знаешь, сколько мы народу вытащили? А сколько раз сами горели? А сколько раз чудом живыми выбирались? Чудом, понимаешь? И после этого дворником?!