Хочется прижаться щекой к полу. Как хочется… лечь в угол, воткнуться глазами в плинтус и слушать это непривычное созвучие. И пусть узенькая щель между полом и плинтусом зашевелится жизнью. Рыжий таракан высунет длинные усики, разведёт их в стороны. Открою рот — он будет ему домом. А глаза мои — окнами. Слепой ветер начнёт стучать в стены и гудеть зачарованно: тук-шшш-тук-шшш…
Пальцы снова складываются в щепотку. Отче наш… Господи, отведи! Хватаю нож, начинаю выковыривать червей. Шипение становится злобным — отчаянно злобным. Подпрыгиваю, ору:
— По квадрату двенадцать ноль один!..
Взрыв! В воздухе запах пыли и горелого дерева. Солдатские сапоги стучат по каменным плитам, заглушают шипение. Двое в будёновках хватают меня за руки.
— Наш?
— Наш.
Перед глазами синие звёзды, они как маятники качаются влево-вправо, влево-вправо. Двуглавый рыцарь поднимает копьё, и успокоение ровным потоком разливается по жилам. Руки слабнут, ноги подгибаются. В голове слова: усердием своем да не возгордись… Смотрю вокруг себя: маленькие суетливые менеджеры в длинных одеждах внушают с амвонов прописные истины и собирают за это подношения. А бог — главный менеджер. Но он чужд материальному, поэтому ему не достаётся ничего, кроме жалоб. Иногда эти жалобы настолько ему досаждают, что он идёт и наказывает маленьких менеджеров. Кажется… кажется я понимаю, это маленькие менеджеры горят в аду…
Я выдохнул. За окном стемнело, дрова в печи прогорели. Муська спала возле меня, прикрыв лапкой глаза, чтобы не мешал свет от монитора. Я провёл ладонью по мягкой шёрстке, Муська потянулась, зевнула широко и прижалась ко мне плотнее. Завтра. Получилось или нет, не знаю, но всё завтра. Перечитаю, откорректирую. И куплю свежей рыбы. Надо же теперь чем-то кормить свою кошку.