Какого хрена там у нее происходит? И почему на душе кошки скребут?
С трудом выдерживаю до восьми утра – и бужу Софи.
- Сокровище, собирайся, - целую сонную дочку в висок. – К Михаилу поедем.
- За Лилей? – шипит она и губки сжимает.
- Нет, по делам, - впервые в жизни так нагло дочери вру.
- Ла-адно, - недоверчиво тянет.
Через час мы стоим на пороге дома Ворониных. Зажимаю кнопку звонка, а следом – стучу. Чтобы наверняка.
Ощущение паскудное. Будто теряю что-то ценное. И речь не о деньгах – их я привык лишаться. И зарабатывать опять.
Но ЭТО… Чувство такое, будто ничего не вернуть уже.
Тарабаню по двери настойчивее. Наконец-то открывается.
На пороге – Лариса, заспанная, в халате. Видимо, сейчас для нее ни свет ни заря.
- Доброе утро, а… - делаю шаг, заглядываю в холл.
- Миша документы какие-то в администрацию на подпись повез, - сообщает женщина. – А вы вернулись уже, да, Артур? Из Австрии? – спрашивает очевидное, лишь бы паузу заполнить. - Мы так рады, так соскучились. Жаль, Алина в университете. Учится, да. Старается.
- А Лиля?.. – не выдерживаю я и крепче сжимаю ручку недовольно пыхтящей Софи.
- Так она не ночевала дома, - невозмутимо, без тени беспокойства заявляет Лариса. – Хотите кофе? Чай? Проходите, что вы как неродные, - с кривой улыбкой щебечет.
Следую на автомате, а сам слова ее анализирую. И принимать не хочу.
Дома не ночевала. Злость и страх за рыбку смешиваются в гремучий коктейль. А где Лиля, черт бы ее побрал, ночевала?
Если бы знал ответ, то уже бы рванул туда. Нехорошо мы с Лилей расстались вчера. Паскудно. И теперь одному богу известно, куда она подалась, чтобы успокоиться.
- Вас совершенно не волнует, где ваша дочь? – не выдерживаю я, наблюдая как Лариса порхает по кухне, пытаясь мне услужить.
Эмму чем-то напоминает. Улыбкой этой искусственной, манерами пластиковыми, движениями жеманными. Энергетикой, в конце концов. Лживой.
Тьху. Влип Михаил. И жестко влип. Такие твари, как пиявки, присасываются. Поймет он, кого пригрел, когда поздно будет. Как и я в свое время…
- Так моя дочь в университете, я же говорила, - невозмутимо выпаливает она и спотыкается о мой мрачный взгляд.
- Мне казалось, что в одной семье детей не делят, - хмыкаю с сарказмом.
Чувствую, что лучше мне уйти. Пока все живы и здоровы. Я на иголках сейчас. Не могу перестать думать о Лиле, представлять самые страшные сценарии того, что могло произойти с ней этой ночью, и… винить себя, черт возьми.
- А-а, Лилечка? – спохватывается Лариса и тянет слишком приторно ее имя. – Она девочка взрослая, - ставит передо мной чашку кофе. – Пусть личную жизнь налаживает, - игриво отмахивается.