Глаза разбежались у меня как – то быстро. Зазевалась, и не заметила, как монашка старенькая ко мне подкралась. И гавкнула сварливо:
– А ты чего без дела? А ну марш навоз чистить, Люда одна там!
Шарахнулась я от бабки, как от прокажённой, и через грядки поспешила во внутренний дворик, на злобную не оборачиваясь.
А там толпа целая стоит! Человек двадцать. Девочки все молоденькие, лет по пятнадцать пигалицам, стрижены под мальчиков, ни грамма косметики на пугливых лицах, мнутся, ждут чего – то, сбились в кучку, как стадо овец.
– Все? Так, за мной! – Раздалось строгое старческое.
И девочки в колонну по две двинулись к одноэтажной пристройке, примыкающей к основному зданию монастыря. Делать нечего, увязалась и я.
– Во имя Четвёртого поторопитесь, отречённые, – пропела старая монашка, встречающая девушек у двери.
В строю ни звука, все молчат, как под препаратами. Заскочила в проём последней с девочкой на пару, которая на меня тут же с недоумением взглянула и, будто опомнившись, снова вперёд под ноги мордаху уткнула когда порог пересекли.
В мрачном коридоре пахло жжёной серой, воском и сухими полевыми травами. О деревянный пол умудрилась застучать каблуками только я. Упс… на меня уже взглянули и впередиидущие девочки. Благо, что не старушка, возглавляющая колонну.
Небольшой коридорчик вывел в странный зал, смахивающий на учебный класс, с партами по две табуретки за каждой. Пока все рассаживались, я отвлеклась на потолочные рисунки на стекле, что и фресками – то не назовёшь, и вообще никак не назовёшь. Просто рисунки бабочек на стекле. С белыми крыльями, красными, зелёными, синими и золотыми. На фоне серых, угрюмых стен очень даже броско.
В груди ахнуло, а в душе заболело тоскливо, неужели Владык нарисовали, но ведь так не похоже…
– Нельзя вверх смотреть, ты что, – прошептала одна из девочек с нотками ужаса.
И я присела рядом с ней, заняв вероятно чьё – то место. Хозяин не заставил себя долго ждать. Малявка встала надо мной.
– Здесь мне велено сидеть, – проскулила с видом, что вот – вот описается.
Проигнорировав её, я плотнее прилипла пятой точкой к жёсткому деревянному стулу и продолжила рассматривать роспись на потолке. Сразу стал вопрос: летают бабочки или дерутся. Да и это были просто бабочки, а не человекоподобные бабочки. И почему же решила…
С трибуны продрали горло, и класс в тот же миг перестал дышать. Девочка, оставшаяся без стула, резко села на пол и сделала вид, что так и должно быть. На трибуне стояла монашка с ветхим талмудом. Довольно старая, и на вид злобная.
– Утреннюю проповедь я буду читать трижды, раз вы так долго рассаживаетесь, дети от скверны, – проговорила женщина строго, не спеша листая толстую книгу с жёлтыми листами.