— Джейсон! Приготовьтесь. Первый дубль начинаем со второй камеры! — прокричал нам Таннер.
Лицо Олив смягчилось, а глаза наполнились слезами.
— Ты собираешься меня поцеловать? Перед камерами?
Я заправил локон ей за ухо. Он был не таким мягким, как ее прекрасные волосы, но это вынужденная мера.
— Ты так говоришь, будто я никогда не целую тебя, жена.
— Ты недостаточно часто целуешь меня, — прошептала Олив у моих губ. Она больше не сопротивлялась и не пыталась сбежать, поэтому я крепче прижал ее к своей груди, улыбнулся и тихо сказал: — Я стараюсь изо всех сил, но, видимо, не справляюсь. Может, тебе стоит взять все в свои руки?
— Тишина на площадке! — Таннер произнес последнее предупреждение, и съемочная группа затихла.
— И что теперь? — прошептала Олив. Ей было трудно стоять на одном месте.
— А вот что, — сказал я и обхватил ее лицо ладонями, чтобы камера не смогла уловить незначительные различия между моей Олив и Линдси.
— Фон! — выкрикнул Таннер. Спустя несколько секунд на нас хлынули холодные капли искусственного дождя, и Олив громко завизжала:
— Джейсон! Я убью тебя!
Не выпуская ее лица из своих ладоней, я улыбнулся, глядя ей в глаза.
— Оказывается, в тебе прячется убийца, малышка. А я-то надеялся, что ты как настоящий любитель дождя непременно оценишь такое. Это небольшое отступление от твоей книги, но я подумал…
— Это идеально, — сказала она, запрокинув голову и смеясь, — и хоть поливают нас из шланга, я согласна. Ты действительно мой? — спросила она; мокрые волосы уже прилипли к ее лицу.
— Мотор!
— Да, милая, — прошептал я ей в губы, и сердце в груди сжалось, — я так сильно люблю тебя, Эви, — сказал я, зная, что Таннер снимает и позже, при монтаже, сделает все как надо.
Искусственный дождь лил на нас, а я все целовал и целовал ее — нежно, медленно. В какой-то момент Таннер переключил камеры, но нет такой силы, что могла бы вырвать Олив из моих рук. Она моя. Я никому не позволю забрать ее — ни злым маленьким пчелам, ни тем более Адаму Коннору.
Каждый раз, когда мы отстранялись друг от друга, чтобы перевести дух, я шептал ей, как сильно люблю ее и как безумно хочу залезть к ней в трусики, когда вернемся домой. Как только она улыбалась, я дарил ей нежный поцелуй и упивался ее счастьем.
Когда ее тело начало дрожать, я крепче прижал ее к себе. Олив глубоко вздохнула.
— Я сдержал свое обещание, — сказал я, целуя уголок ее губ. Мир вокруг исчез, остались только двое, стоящие на бутафорской дороге. — Я говорил, что никогда не забуду тебя, Олив Торн, и, похоже, мое сердце действительно не в силах было этого сделать, дорогая. — Я дернул за прядь ее волос, и этот знакомый жест вызвал у нее улыбку. — Мой мир не так ужасен, когда в нем есть ты, малышка. Я буду целовать тебя тысячу раз каждый день, если это поможет тебе любить меня до конца жизни.