Вляпавшись ещё в одну лужу, не заметив её в стремительно сгущающихся сумерках, промочив вторую туфлю, я остановилась. И, подняв голову к едва виднеющемуся сквозь густые кроны деревьев небу, тяжело вздохнула.
Сделав ещё один глубокий вдох, чтобы уже успокоиться, осмотрелась по сторонам и, приметив пенек, размером едва ли не с вертолетную площадку, насколько могла бодро направилась в ту сторону.
С размаха плюхнувшись на него, положила на колени свою котомку и окончательно пригорюнилась, когда поняла, что ближайшие полчаса точно не смогу подняться. Ноги дрожали так, что стучали даже зубы. Внутреннюю поверхность бедер натерла, зад болит… Короче, я в восемнадцать, или сколько там этой Надин, чувствовала себя лет на семьдесят и готова была развалиться на части.
Но выхода у меня не было: расслабляться и останавливаться надолго ещё нельзя. Слишком малое расстояние я пока преодолела. Нужно поесть, собраться с силами, размять, что ещё не окончательно задеревенело, и ковылять дальше.
Кивнув зачем-то своим мыслям, развязала тугой узел трясущимися пальцами и, выудив оттуда один из свертков с едой, обернутый масляной бумагой, развернула его и вгрызлась в сочное мясо.
— Ф-фкусно-то как, — простонала с набитым ртом и, не дожевав, откусила ещё кусочек.
Быстро доев, достала бутыль с водой и сделала небольшой глоток. С жидкостью у меня дела обстояли ещё хуже, чем с едой, поэтому её надо экономить больше… Подумав, отпила ещё немного и, завязав узелок обратно, положила его на землю, а сама, раскинув руки, легла как могла удобнее на пеньке.
Яркая россыпь звезд на темном бархатном небе — оно было как на Земле, каким я видела его ночью в национальном парке Гранд-Каньон. Даже подобие Млечного Пути тут имелось, только более многоцветное. Густой синий, изумрудно-зеленый смешивались с оранжевым, перетекающим в красный. И так гармонично и удивительно это выглядело, что отвести взгляд было сложно. А какая тут была Луна! Загляденье! Сливочно-желтая с аппетитным красным бочком, будто наливное яблочко…
Мой желудок явно отреагировал на эти мысли, протяжно заурчав, но вместо еды я только успокаивающе погладила себя по животу, а мысли переместились с неба на события, с которых началось моё бегство, точнее на свадьбу, называемую ими обрядом…
* * *
…От поверенного жениха тянуло ледяной прохладой, от которой бросало в дрожь. Хотелось обхватить себя за обнаженные плечи и… развернувшись, молча и крайне бодро, не прощаясь и не оглядываясь, уйти с этого мероприятия, на которое я не давала согласие. Однако кто бы меня так просто отпустил? Пусть в церквушке мы были только втроем: я, священник и ледышка, но именно мужчина в капюшоне стоял позади меня и стал бы первым препятствием к двери, да ещё и в его прямых интересах и обязанностях было провести этот треклятый обряд. Поэтому я и продолжала стоять молча и стучать зубами от холода, попутно размышляя, как бы лучше провернуть бегство.